Смотрители в музеях часто отпугивают посетителей резкими просьбами не подходить близко к картинам, не фотографироваться и вести себя сдержанней. «Бумага» узнала у смотрительницы Русского музея, чем больше всего ее раздражают туристы, по каким поводам она делает замечания и за что туристы говорят ей комплименты.
Людмила Чернякова
Как вы стали работать?
Я уже бабушка и долго сидела с внуками, а здесь у меня подруга, правда, она не смотритель, а работает в бухгалтерии. И я к ней часто приезжала. А потом она предложила мне поработать здесь. Дети уже к тому моменту подросли, поэтому я решила попробовать. Теперь уже три года здесь работаю — с удовольствием. Хожу сюда как на праздник.
В чем суть работы?
Следить за порядком, направлять людей. Некоторые посетители не берут план музея. Приходят и говорят: «Мы хотим попасть туда-то», и я направляю, объясняю, где начинается экспозиция. У нас есть смотрители, которые ходят по залам, но я всегда сижу здесь.
Сколько вы зарабатываете?
Секрет. У нас есть оклад в 10 тысяч. Плюс еще разовые и квартальные премии. Но у меня есть еще и пенсия. Конечно, я считаю, что не пенсионеру на такой заработок не прожить. А пенсионеру — можно. Да и сыновья мне помогают.
Почему вам нравится эта работа?
Больше всего мне нравятся люди, они говорят комплименты. Вот, допустим, я люблю рассказать посетителям, что пришла работать сюда, в такую красоту, на старости лет. А мне отвечают: «И украсили ее». А однажды стою разговариваю с посетительницей, а ко мне подходит пожилая женщина и говорит: «С вас картины надо писать». Дети ведь не скажут, что ты умница. Они говорят, что ты не то сделала, не туда пошла, всё учишь нас. А здесь я получаю положительные эмоции.
Что вас раздражает в работе?
Не раздражает, а огорчает скорее. Вот недавно пришли школьники — плохо слушают, да еще и женщины, которые их привели, стали фотографировать, они тоже плюют на экскурсовода. Подошли очень близко к картине, и я сказала им тихо: «Пожалуйста, отойдите от картины подальше». На что одна из них ответила: «Да что это за музей?! В каждом зале делают замечание!». Я не выдержала и сказала: «Значит, вы не умеете себя вести». Хотя я очень сдержанный человек.
В чем сложность вашей работы?
Однажды была такая история: я работала второй день, и ко мне подошел молодой человек с вопросом «А где Врубель?». Ответила, что не знаю, и направила в другой зал, где смотритель уже давно работает. Он пошел, потом возвращается, наклоняется ко мне и говорит: «Врубель в 66-м зале».
Или подходят ко мне и спрашивают: «Иван Грозный сына убивает. Где у вас такая картина?». И я отвечаю: «В Третьяковской галерее». Задают разные вопросы, ответы на некоторые я не знаю, но у меня есть в телефоне интернет, я тогда ищу, чтобы рассказать. Один раз, например, спросили, где похоронен Суворов. Поначалу очень себя неловко чувствовала из-за того, что чего-то не знаю, даже несмотря на то, что я петербурженка и много раз бывала в Русском музее.
Но сейчас это прошло. К тому же, придя сюда, я стала очень много читать по истории: о госсовете, о Николае II. Сейчас я очень обижаюсь, когда нападают на Николая. Нельзя одного человека обвинять в том, что случилось.
А еще огорчает, что раньше в зале стоял монитор, на котором была изображена картина. Можно было прикоснуться — и высвечивалась биография героев картины. Потом он сломался, убрали и сказали, что починят, но уже год прошел, а его всё нет. А люди помнят и спрашивают. Да и дети всегда интересуются, что можно потрогать, и я всегда раньше говорила, что можно потрогать монитор, а сейчас нет даже этого.
За что вы любите посетителей?
Мне нравится, когда люди спрашивают, интересуются, сидеть одной в зале грустно. Особенно люблю, когда дети приходят и проявляют любопытство. Хотя за три года было, наверное, только два таких ребенка по пять-шесть лет. Один сел на лестнице, мама его тянула, а он сказал: нет, мне здесь нравится — и долго стоял смотрел на картину.
И очень нравится, когда родители ходят с ребенком, рассказывают ему о чем-то. Детей же нужно увлечь. Иногда я вижу, что ребенок зевает, и спрашиваю: «Считать умеешь? Попробуй сосчитать, сколько на этой картине [„Торжественное заседание Государственного совета 7 мая 1901, в день столетнего юбилея со дня его учреждения“] человек» или говорю, что художник писал отдельные этюды, и прошу найти их героев на большой картине. Потом мамы меня благодарят за то, что немного их встрепенула.
Как-то ко мне пришел старший внук, ему 15. Я его немножко обманула: сказала, что мы ненадолго, только посмотрим мой зал и мои любимые картины. Он постоянно ходил и спрашивал: «Это твой зал? А это твой зал?». А я его по всему музею провела.
Почему вас раздражают посетители?
Иногда огорчает, когда обнимаются и целуются у картин. Может, потому что я уже старенькая? Мне кажется, тут и пожилые люди, и дети, надо более сдержанно себя вести. Даже не то чтобы не нравится, просто я себя некомфортно чувствую в такой обстановке, третьей лишней. Но даже тогда стараюсь не делать замечаний. Ведь люди пришли в музей отдохнуть, не хочется их расстраивать. Бывает сделаю руки в боки, чтобы показать, что я злая.
Мне ужасно не нравится, когда девушки у картин при фотографировании в разные позы встают, кривляются. Тогда подхожу и говорю: «Девушки, ну нельзя кривляться у такой картины. Можно просто встать». Реагируют на замечания все нормально. А на резкие выпады отвечаю спокойно, потому что такое случается очень редко. В основном люди извиняются. Или, бывает, подойду что-то скажу — и говорят: «Спасибо, а нам вот раньше здесь громко замечание делали».
