Дом Довлатова, «Слеза социализма», рок-клуб и «Сайгон»: четыре адреса на улице Рубинштейна и Владимирском проспекте

Сергей Довлатов жил в доме, построенном в свое время для Петербургской купеческой управы архитектором Барышниковым. Это роскошный дом с двумя боковыми дворами. Еще до войны во второй парадной слева две комнаты на третьем этаже получила молодая семья Норы Довлатовой и Доната Мечика. Во время войны они с Пушкинским театром уехали в эвакуацию в Новосибирск, но так как Нора Сергеевна была уже на девятом месяце беременности, до Новосибирска Сергей не дотянул, родился в Уфе. Возвратившись в Ленинград в 1944 году, они так же поселились в этой квартире, где Сергей Довлатов прожил вплоть до того, как ушел в армию.

Отец Довлатова был эстрадным режиссером, преподавал в училище имени Мусоргского на Моховой. Довлатов же обладал редким свойством всех, за исключением своей матери, делать смешными. Поэтому в произведениях Сергея Донатовича его отец представлен довольно комично. Судя по переписке, которую он вел с отцом из армии, их отношения были весьма теплыми, несмотря на то, что Донат Исаакович рано ушел из семьи.

В 2007 году не без участия Льва Лурье удалось установить мемориальную доску на доме по улице Рубинштейна, 23. Деньги на установку мемориала нашли, но совершенно не было средств, чтобы оплатить билеты из Америки вдове Сергея Донатовича — Елене. А напротив дома находится небезызвестная пивная, владельцев которой знал Лев Яковлевич. Услышав о цене вопроса, они оплатили билеты. Такая история могла произойти только с Довлатовым.

Совсем недалеко — на Рубинштейна, 13 — изначально находился Троицкий зал, еще до революции сдававшийся под лекции и прочие мероприятия. При советской власти из него сделали Ленинградский межсоюзный дом самодеятельного творчества. Потом у них появился другой Дом культуры.

К тому времени власть начала думать, что же ей делать с рок-н-роллом. Заместителю начальника КГБ Калугину было поручено курировать работу с теми, кто в 80-е стал называться неформалами. Несмотря на то, что андеграунд того времени совершенно не интересовался политикой (как писал уже упомянутый Довлатов, Бродский считал, что Коминтерн — это название музыкальной группы), было решено подпольных художников, писателей и музыкантов свести в специальные коллективы. Обязательно было внедрить туда своих агентов, чтобы следить изнутри за действиями и настроениями творческой молодежи, постоянно держа руку на пульсе.

Для литераторов был основан «Клуб 81», художники получили Товарищество экспериментально изобразительного искусства, а для музыкантов был открыт рок-клуб. Это и была стратегическая ошибка КГБ. Можно сказать, что советская власть потерпела поражение трижды: в холодной войне с Америкой, в борьбе со стилягами и… с рок-н-роллом. Популярность такой музыки зашкаливала! По радио надоедал Кобзон, живая же музыка привлекала огромное внимание. Слух о Ленинградском рок-клубе распространился по всей стране. Даже те девушки, которых комсомол поставил контролировать рок-клуб, быстро пали перед обаянием музыкантов.

Как только наступили 90-е, рок-клуб потерял свое значение: сначала ранее полулегальные группы приглашали в «Музыкальный ринг», потом они стали выступать уже на больших сценах в Домах культуры. Смысл рок-клуба утратился, а многочисленные попытки его восстановить не увенчались таким же успехом.

Дом, построенный на углу улицы Рубинштейна и Графского переулка, жители называют «Cлеза социализма». Это один из первых опытов архитектурного воплощения идеи обобществления быта: здесь проектом не были предусмотрены кухни. Идея была в том, что муж и жена по очереди должны были покупать в находящемся на первом этаже магазине готовые котлеты. Маленькие квартирки были розданы инженерам и писателям. Например, здесь со вторым мужем жила Ольга Берггольц. Отсюда она ходила в гости к Анне Ахматовой.

Прямо на пересечении Владимирского и Невского проспектов находилась гостиница Ушакова, которая затем стала гостиницей «Москва». Она была не первоклассной, но ее главным преимуществом была близость к Московскому вокзалу. Именно в этой гостинице останавливался Антон Павлович Чехов в свой первый приезд в Петербург.

При советской власти гостиницу расселили, а на ее месте был устроен двухэтажный ресторан. Еще в начале 60-х годов в нижнем этаже было решено открыть коктейль-холл. Казалось, что ты попал в американский фильм: здесь делали коктейль «Марко Поло» из сока манго, который в ограниченном количестве доставляли из Индии. Коктейль украшала вишенка и соломинка, которую не выкидывали, а уносили на память.

Довольно быстро этот этаж уступил место кафетерию. А в 1964 году открылось сразу же ставшее невероятно популярным кафе. Главной новостью в то время была война во Вьетнаме, и всё время рассказывали про Сайгон, где было много наркотиков и проституции. Однажды милиционер зашел в кафе между Невским и Владимирским и воскликнул: «Что вы тут устроили? Это же какой-то Сайгон!». Так название и прижилось.

Как сказала Ахматова, Москва — это чай, собака и Пастернак, а Ленинград — кофе, кошка и Мандельштам. В городе был культ кофе, а именно в «Сайгоне» было пять венгерских кофе-машин, порождавших огромные очереди. Наливали и другие напитки — когда коньяк, а когда портвейн. И когда наливали портвейн, проходил слух, что его нарочно продает КГБ, чтобы заполнить всё пролетариями.

Публика в «Сайгоне» была разнообразная, но у всех посетителей было ощущение, что вот-вот произойдет что-то хорошее. Например, зайдет Евтушенко, скажет: «Старик, ты стихи пишешь? Давай напечатаю тебя в журнале „Юность“». Но ничего не происходило.