25 ноября 2016

«Это не абсурд, а преступление против культуры»: Виталий Манский — о документальном кино в России и политике Мединского

В Петербурге 1 декабря стартует десятый фестиваль документального кино «Артдокфест». Его президент Виталий Манский долгое время находится в конфликте с Минкультом: Мединский отказался поддерживать все проекты режиссера, а его недавний фильм о Северной Корее сняли с показа в некоторых кинотеатрах. 

Как «Артдокфест» превратился в «оппозиционный» фестиваль, почему в документалистике стало меньше фильмов о политике и почему режиссеры вынуждены показывать свои работы на территории зарубежного посольства? Манский рассказал «Бумаге», что изменилось в фестивале и российской документалистике за десять лет. 

Фото из архива «Артдокфеста»

— «Артдокфест» существует десять лет, и за это время многое изменилось в кинематографе — и в плане поддержки государством, и в законодательстве, касающемся кино. Как это сказалось на фестивале?

— Когда мы готовили юбилейный «Артдокфест», то вольно или невольно оглядывались назад и смотрели на предыдущие программы. И обнаружили, что фестиваль абсолютно не изменился за десять лет: каким родился, таким и продолжает свою деятельность. Но при этом кардинально изменилась страна. Фестиваль — это как дом, который стоит на своем фундаменте, в своем населенном пункте. И сейчас дом вроде остался на месте, но весь населенный пункт ушел под воду. Вроде бы дом тот же, а уже ни жить в нем нельзя, ни жизни нет вокруг. Всё вокруг изменилось настолько кардинально, что мы уже стали каким-то чуть ли не революционным, оппозиционным фестивалем.

— Но изменение страны вокруг не могло не сказаться на содержании тех работ, которые попадают на фестиваль.

— Мы с первого года представляли художественный осмысленный взгляд на реальность, созданный авторами как живущими в России, так и снимающими за ее пределами, но о российском мире в широком понимании слова. Это, например, и жизнь русской эмиграции в Израиле, Канаде, Германии, и актуальные вопросы украинского гражданского общества. Всё это присутствовало на «Артдокфесте» с первого дня.

Но в 2007 году украинская картина, показанная в России, не была никаким особенным жестом или актом противостояния. Это была просто украинская картина — и точка. А теперь, по сути, покажи любую украинскую картину, даже посвященную общим гуманитарным вопросам, и это уже воспринимается как определенный вызов. А уж если картина посвящена вопросам Крыма или войны на территории Украины, то это уже не просто вызов — это жест, выходящий за рамки принятых в России норм.

Не говоря о том, что за последние годы ужесточилась цензура до какой-то запредельной степени. Запретили показывать фильмы без прокатных удостоверений, таким образом пытаясь отлучить от публичной жизни целый пласт андеграундного независимого кинематографа. Это, например, фильмы, снятые на телефон любителями, у которых, конечно же, нет никакого юридического лица. Даже если фильм посвящен маме или любимой кошке, он по определению не может быть публично показан на территории Российской Федерации. Это не просто абсурд — это преступление против культуры, которое совершает министерство культуры. В прошлом году оно, вообще, подало в суд на то, что «Артдокфест» показал восемь фильмов, по их мнению, без прокатного удостоверения. 

— А в этом году власти пытались ограничить программу фестиваля?

— Попытки ограничить программу фестиваля начались ровно с того момента, как на должность министра культуры был поставлен Мединский (Владимир Мединский заявил, что ни один из проектов Манского не получит денег от государства, пока он «является министром культуры» — прим. «Бумаги»). Но, конечно, «Артдокфест» сильнее всех мединских вместе взятых, потому что он существует не по какой-то чиновничьей разнарядке — он существует, потому что его рождает сама жизнь. Фестиваль — неотъемлемая часть культурного существования общества. Конечно, нам приходится учитывать то, что на высоких должностях в России находятся неадекватные люди, и с этой неадекватностью мы работаем. Поэтому те фильмы, на которые чиновники могли бы подавать в суд, будут показаны в Москве, но не на территории Российской Федерации. Одна из площадок «Артдокфеста» в этом году — территория посольства европейской страны. Туда будут приходить люди и смотреть замечательные российские фильмы, которые «культурные» чиновники не допускают до российского зрителя.

В конкурсной программе прошлого «Артдокфеста» участвовал фильм Алексея Навального «Чайка» о генпрокуроре России Юрии Чайке. Картина получила специальный приз фестиваля. Фото из архива «Артдокфеста»

— В одном из интервью вы сказали, что в этом году на фестивале нет фильмов о политике в чистом виде. С чем это связано?

— Уточню: я сказал об этой проблеме, реагируя на просмотр общего потока. Через нас ежегодно проходит более тысячи фильмов. Когда мы их смотрим, то понимаем общее настроение людей, занимающихся документальным кинематографом. Мы увидели, что число картин с остросоциальной, политической, протестной тематикой в целом кардинально снизилось, может быть, даже приблизилось к нулевой отметке. И, наоборот, появилось больше картин, где авторы совершенно очевидным образом пытаются встроиться в предложенную государством идеологическую вертикаль, обслужить власть. При этом в самой программе «Артдокфеста» картин, связанных с актуальной реальностью, может быть, чуть меньше, чем в предыдущие годы, но они присутствуют и достаточно заметны.

— Попытка обслужить власть — это такая чрезмерная самоцензура режиссеров, чтобы избежать противоречивых тем, или документалистам действительно стало настолько сложно работать?

— Здесь много факторов, и у каждого автора есть личностные, очень интимные причины. Но в целом они идут в одном направлении — это и растерянность, и определенные страхи, и потеря веры в то, что ты можешь что-то изменить. Хотя, конечно, к сожалению, всегда были и люди, просто готовые подстроиться. Но я бы их не стал обсуждать и говорю об авторах более интересных, более важных для той летописи, которой является документальный кинематограф. При этом я уже не раз обращал внимание на то, что в советское время — в период, когда Советский Союз перешел в стадию фундаментальной идеологической безвариантности, — авторы работали в пространстве поэтического кино, они уходили от социальных проблем, понимая, что в этом пространстве невозможно что-либо реализовать.

Фильм «Замки на песке» — один из наиболее ярких документальных фильмов советского времени — был снят в 1968-м, то есть в год ввода войск в Чехословакию. Но когда ты его смотришь, ничто не говорит о том, в какой стране и в какую эпоху он снят.

Кадр из фильма «В лучах солнца». В центре сюжета — история восьмилетней девочки из Пхеньяна Зин Ми, которая готовится вступить в Союз детей Кореи. Сценарий к фильму полностью подготовила сторона КНДР: места съемки были согласованы, а всем героям предписаны определенные роли. Например, отец девочки в фильме — инженер швейной фабрики, а не журналист. Весь материал отсматривали и отбирали представители КНДР. Однако операторы использовали вторую карту памяти, а снятые кадры копировали, поэтому им удалось вывезти не только одобренную представителями Северной Кореи съемку. Итоговая картина вызвала протест как северокорейских, так и российских властей       

— Сравнительно недавно вышел в прокат ваш фильм «В лучах солнца» о Северной Корее. Сразу же стало известно, что несколько кинотеатров по каким-то причинам отказываются его показывать. Как этот фильм восприняли в России?

— Действительно, за три дня до релиза фильма, то есть до старта его и без того достаточно скромного проката, все государственные и муниципальные кинотеатры отказались от ранее данных гарантий на его показ. С 29–30 залов прокат по стране сократился до 20 залов, в которых фильм шел один-два раза в день. Это ничто, можно сказать, что проката в России у этого фильма не было. Для сравнения — в Германии он шел в 35 городах, в Чехии — в 22, в США — в 45, а в Южной Корее — в 150 кинотеатрах. В Латвии он вышел в прокат в апреле и идет в одном кинотеатре до сих пор, потому что люди идут на картину.

При этом в России этот фильм, в отличие от Германии, Польши или Японии, куда более актуален и важен для зрителя. Я уже получил от прокатчиков отчет: фильм стал самым успешным релизом документального кино на территории России. Цифры не окончательные, но он собрал около 3 млн рублей и обошел самый успешный релиз 2016 года — фильм Леонида Парфенова «Русские евреи». После просмотра многие мне писали, что приходили в какой-то кинотеатр и не могли купить билет — им приходилось покупать билет на следующую неделю. Это говорит о том, что у зрителя есть запрос — я бы не сказал, что именно на этот фильм, — но в целом на серьезное документальное кино, способное вызывать не только эмоции, но и размышления. Такого кино не так много в российском прокате и совсем нет на российских телеканалах.

— Если реакция корейских властей наверняка была для вас предсказуема, то российских — вряд ли. Вы ожидали, что Минкульт займет сторону Северной Кореи? Вы вообще ожидали, что фильму в итоге дадут прокатное удостоверение?

— Когда я начинал снимать эту картину в 2013 году, Россия была еще другой страной. Но, конечно, даже когда я завершил ее, не предполагал, что Россия встанет на сторону Северной Кореи. Более того, что человек высочайшего ранга — советник президента по международному культурному сотрудничеству Михаил Швыдкой — не просто выступит в государственном печатном органе с осуждением фильма за то, что он дескать вносит разлад в российско-северокорейскую дружбу, но и будет обращаться к мировым фестивалям с «настоятельной просьбой» отказаться от показа фильма (Швыдкой обвинил режиссера в том, что после его фильма героям картины может грозить преследование — прим. «Бумаги»). Притом я могу охарактеризовать его как угодно, но только не как человека, не понимающего всю бессмысленность подобных шагов. Конечно, он понимает, что никакой мировой фестиваль не откажется от показа фильма по требованию государства, которое находится за пределами международной рукопожатности.

Для меня большим огорчением было то, что фестиваль игрового кино пригласил эту картину в программу и потом, незадолго до начала, по не совсем внятным причинам от нее отказался. Это сильно нарушило наши планы с выходом фильма в прокат: мы были вынуждены перенести его на осень, за то время фильм был украден в Германии пиратами, коряво и бездарно переведен, как будто его кто-то комментирует за кадром. Мы стали тратить деньги на то, чтобы уничтожать пиратские ссылки, но тем не менее в России было под миллион пиратских просмотров. То есть прокат был уничтожен. А нужно понимать, что прокат фильма — это не просто прихоть: в ситуации, когда государство вводит запрет на профессию, единственная возможность снимать кино — это когда ты получаешь деньги за просмотр своего предыдущего фильма.

Кадр из фильма «Родные», в котором Манский рассказывает о происходящем в Украине через истории своих близких

— Вы говорили, что будете через суд добиваться прокатного удостоверения для фильма «В лучах солнца», если его не дадут. Сейчас вы закончили фильм «Родные» о происходящем в Украине, и, думаю, его показ тоже будет под вопросом. Добиваетесь ли вы прокатного удостоверения для «Родных»?

— С фильмом «Родные» ситуация иная, не думаю, что мы будем пытаться подавать на выдачу прокатного удостоверения. Нам четыре раза отказали в прокатном удостоверении на фильм «В лучах солнца», который абсолютно соответствует российскому законодательству по всем пунктам. С фильмом «Родные» сложнее: там есть Крым, там существует понятие «аннексия Крыма», и как это всё соотносится с законодательством, я уже не очень понимаю. Но так как фильм снят не в России — это полностью зарубежный фильм, более десяти стран участвовало в его производстве, — мы можем показывать его на фестивалях. В Российской Федерации его премьера состоится на «Артдокфесте». Думаю, через фестивали мы сможем показать фильм максимально широкой аудитории.

Вообще, эта картина, конечно, об Украине и связана с политическими вопросами, но она, мне кажется, важна сегодня для российского зрителя своей глубинностью, искренностью и какой-то неполитизированностью повествования. Уж по крайней мере чего нет в этом фильме, так это пропаганды — ни в одну, ни в другую сторону.

— Что мешает в России вывести документальное кино на большие экраны? Как вы сами сказали, запрос на это есть.

— Я бы тут не ограничивался каким-то одним фактором. Говорить, что проблема только с прокатными удостоверениями, конечно, неверно. Общество находится в той фазе, когда у него много проблем и документальное кино — одна из частных сторон, страдающих от общего климата.

Если брать прокат в Латвии, то там всё предельно просто: у фильма нет никаких документов, только копирайт в конце картины. Ты приходишь с фильмом в кинотеатр или к прокатчику, и его показывают до тех пор, пока люди смотрят. На «Артдокфест» каждый год выстраиваются очереди за билетами на некоторые сеансы, билеты спрашивают у метро. Значит, запрос существует. Но не существует системы работы с этими фильмами. Система во всем мире какова: премьера на фестивале, после — выход фильма в большой, неограниченный прокат, потом выход фильма в интернет, а после этого — на телевидение. Этот путь занимает примерно полтора-два года. И этот путь фильмы «Артдокфеста» и мои авторские проходят в странах Европы. А в России за десять лет только один фильм из программы фестиваля показали на федеральном канале. Я имею в виду, за вычетом канала «Культура».

Эти фильмы [за границей] показывают по телевидению, в прокате, на сотнях фестивалей, а в России у них жизнь начинается и заканчивается показом на «Артдокфесте». Парадокс в том, что это не только фильмы о политике: в прошлом году у нас была швейцарская картина о дрессировщицах диких животных, одна из которых — русская. В России этого фильма не существует.

Расписание показов можно посмотреть на сайте «Артдокфеста».

Если вы нашли опечатку, пожалуйста, сообщите нам. Выделите текст с ошибкой и нажмите появившуюся кнопку.
Подписывайтесь, чтобы ничего не пропустить
Все тексты
К сожалению, мы не поддерживаем Internet Explorer. Читайте наши материалы с помощью других браузеров, например, Chrome или Mozilla Firefox Mozilla Firefox или Chrome.