4 мая 2017

Как хоронили не переживших блокаду ленинградцев: рассказ Елены Дмитриевны Ивановой

К годовщине победы в Великой Отечественной войне совместно с видеоархивом «Блокада.Голоса» «Бумага» публикует монологи ленинградцев, живших и работавших в городе во время осады.

Как под Ленинградом рыли траншеи среди заминированных полей, как один за одним умирали все близкие, которых хоронили в братских могилах, и как весной город очищали от сугробов и не переживших зиму ленинградцев — в воспоминаниях Елены Дмитриевны Ивановой, участницы оборонных работ, которой к началу блокады было 19 лет.

Фото: видеоархив «Блокада.Голоса»

— Перед началом войны папу отправили в санаторий. В воскресенье, 22 июня, мама поехала к нему. А мы с подружкой пошли по магазинам. Идем, ничего не знаем. У репродуктора народ стоит.

— Скажите, а о чем говорили?

— Ой, вы знаете, я только подошла, тоже не знаю…

Обошли мы Апраксин, «Гостинку», в Пассаже побывали. Я говорю:

— Туфельки себе так и не купила. Зайдем еще во Фрунзенский универмаг.

Зашли в универмаг. И вдруг слышим — объявляют: «Внимание, внимание»…

Мы только в шесть часов вечера узнали, что началась война.

В сентябре месяце приходит тетя Нюра, дворник.

— Репина, вам повестка.

— Дежурить?

Я думала, что из штаба ПВО.

Она говорит:

— Нет, хуже.

— На окопы?

— Да. Распишитесь.

— А кому, маме или мне? Инициалов-то нет.

— Да любая пусть едет!

Мама, когда вернулась домой, сказала так:

— Дочка, ты молодая, у тебя семьи нет. А у меня еще маленькие дети. Если ты и погибнешь — ты одна, а я погибну — дети останутся.

И я поехала.

Работали мы между Купчино и Шушарами. Рыли траншеи и противотанковые рвы. А на полях вокруг картофель не убран и капуста, огромные кочаны. Но нас строго-настрого предупредили: к полям не подходить, всё заминировано.

Один раз вернулись с обеда, только взяли лопаты — приказ: бросать инструмент, наступление идет. Мы — бегом. Поезд за нами только вечером приходил. Так что мы до города бежали километров пятнадцать.

Бежим, а у обочины машина стоит, в кузове открытом — носилки. На них молодой мужчина и женщина. Мужчина сидит понуро, голову опустил. Возле него ноги лежат. А женщина горько плачет — возле нее тоже ноги. Они бежали где-то вдоль этих полей и на свою мину наскочили.

1 декабря у нас еще свет был, и вода была. Баня была в последний раз, и свет — в последний раз.

Папа собирается в баню, велит маме:

— Собери детям белье.

Мама собрала, а маленький брат заплакал:

— Папа, я не могу идти, не пойду.

— Ладно, я его дома помою, — говорит мама. — Идите с Володей.

Они ушли. Мама на кухню отправилась, а брат оставался в комнате за столом, положил голову на ручки, сидел-сидел — и упал.

Я зову:

— Мама! Витя упал.

Она приходит, посмотрела:

— Так он, — говорит, — умер.

Чтобы похоронить его, папа гробик сделал сам. У нас дубовый шкаф был старинный. Затем папа взял у ребят лыжи, прибил к ним лист фанеры — и мы с Володей повезли. Везем по Обводному каналу, а Володя плачет:

— Лена, я ведь не могу идти-то, не могу совсем.

— Вовочка, милый, надо же Витечку похоронить.

— Да? Вот Вовочка-то Витечку — вези! А Вовочка умрет, кто Вовочку-то повезет?

На Волковском кладбище народу полно, мы в очередь встали. Когда очередь подошла, Витю оформили и из гроба вытряхнули. Гроб сразу — в печку, которая у них там топилась, а Витю — в общую могилу. 18 человек там было.

Потом мама… Она так исхудала, что как-то пожаловалась:

— Сидеть не могу совсем. Костям больно, лучше лягу пойду.

Легла и говорит:

— Дайте хоть корочку хлебца! Как я хочу есть.

Глаза закрыла и умерла.

Завернули мы ее в одеяло и тоже повезли. А могилы уже не такие, как были, когда Витю хоронили. Тут, знаете, экскаватором…

И вот один мужчина берет маму за голову, другой — за ноги, раскачали — и бросили. Так и хоронили. До этого у меня слез не было, я не плакала. Но когда вот так швырнули, из меня слезы просто градом посыпались.

Володю папа решил отвезти в больницу Пастера на 10-й Красноармейской. Посадили мы его на саночки, привезли, а нас не приняли. Решили ехать в больницу Коняшина. А она аж за Московскими воротами.

Едем, Володя плачет:

— Куда вы меня везете? Дайте мне хоть умереть спокойно.

Привезли мы его, в приемном покое полно народу. А папа видит, что Володя не жилец, и велит мне:

— Дочка, бери саночки, иди домой. Далеко ведь.

Я и пошла, а он возвращается вечером.

— Папа, ну как?

— Его положили в палату.

А фактически я ушла — и он тут же умер. В приемном покое. Его хоронила больница.

3 января я пошла в булочную за хлебом. Прихожу — папы дома нет, на столе записка: «Лена, я попросил дворника, чтобы он отвез меня в больницу».

На другой день прихожу к нему в палату:

— Папа, ты меня совсем одну оставил.

А он:

— Дочка, ты замучилась с покойниками. Мне не выжить, я уже чувствую.

Через десять дней он там, в больнице, и умер. Перед этим я его навещала. Как раз принесли обед — две ложки манной каши.

Он мне:

— Дочка, ешь.

— Папа, это же тебе принесли.

— Ешь-ешь, тебе далеко до дома идти. И стакан сладкого чая выпей.

Свой обед он мне отдал.

У нас было цинковое ведро. Папа вырезал в нем дыру, мы поставили его на кирпичи, приспособили самоварную трубу и стали топить. А воды ведь не было, белье пачкалось — а не постирать. Так что я его носила и сжигала. Сначала свое, потом мамино всё переносила, папино стала носить. И Володино. Витя-то маленький был, Володя побольше. А когда белье кончилось — чем топить?

Надо сказать, что папа наш был членом партии. Им полагалось выписывать собрания сочинений. У нас было 32 тома Ленина и 12 томов Сталина. Ленина мне жалко было жечь, а Сталина, грешна, сожгла все 12 томов. Уж молчала, конечно, посадят ведь за такое дело!

В марте месяце Жданов обращается ко всему городу с призывом: мол, дорогие ленинградцы, город наш в опасности, не было бы у нас эпидемии. Ведь знаете, как бывало: иду я как-то в булочную, и мужчина рядом идет, вдруг упал — и всё. Ему уже не подняться. Если я буду его поднимать, то и сама упаду. Вот так… Потом выпадает снег, и там, где лежал человек, появляется бугорок.

А в марте, чтобы не было эпидемий, мы весь город убрали. От снега очистили. И от покойников.

Воспоминания жителей блокадного Ленинграда хранятся в видеоархиве «Блокада.Голоса»

Бумага
Авторы: Бумага
Если вы нашли опечатку, пожалуйста, сообщите нам. Выделите текст с ошибкой и нажмите появившуюся кнопку.
Подписывайтесь, чтобы ничего не пропустить
Все тексты
К сожалению, мы не поддерживаем Internet Explorer. Читайте наши материалы с помощью других браузеров, например, Chrome или Mozilla Firefox Mozilla Firefox или Chrome.