Почему петербуржцы берутся за составление генеалогического древа, кто помогает им найти предков в XVI–XVII веках, что их больше всего поражает в истории семьи и как они знакомятся с дальними родственниками? «Бумага» поговорила с жителями Петербурга, которые составили свою родословную за несколько веков.
Станислав Королев
— Впервые я начал расспрашивать родственников о родословной, когда мне еще и 20 лет не было. Записывал всё на бумаге. Я пытался узнать о предках по линии матери. С отцом они развелись, и связь с родственниками потерялась.
Снова заниматься поиском предков начал после того, как узнал, что моя теща тоже увлекается генеалогией и раскопала очень многое. Я нашел генеалогическую программу, куда можно занести всю информацию о родственниках, и научил ее пользоваться.
Я стал читать о том, как можно найти информацию о родственниках. На форуме Всероссийского генеалогического древа почитал рекомендации о том, что надо начинать с загсов. Когда у меня родился первый ребенок, я был в загсе и попытался запросить информацию об отце. Но пока человек живой, получить там данные о нем нельзя. То есть это возможно сделать только с разрешения этого самого человека.
Поэтому я сконцентрировался на линии моей матери — Котлечковых. Про прадеда моего знали, что он вроде как был репрессирован. И знали его имя — Филипп Михайлович. Но проверить эти данные было невозможно, пока не появился сайт «Мемориал». И там я нашел почти полностью подходящего человека. Но у моей мамы фамилия писалась через «е» — Котлечковы, а там было через «я». И плюс было расхождение в деталях.
Я направил запрос в [cвердловский] архив [органов ФСБ], получил справку и понял, что это он, потому что в документах были указаны его дети, в том числе мой дед. Я, честно говоря, думал, что дед боялся, что он сын репрессированного, и изменил букву в фамилии. Но потом оказалось, что эта буква менялась у всех Котлечковых.
Затем я выяснил, что прадед родился в Вятской губернии, а на сайте «Родная Вятка» узнал название деревни. Запросил информацию в Кировском архиве, и мне нашли метрическую запись о его рождении по родителям. Это меня вдохновило и поразило: вот так внезапно открылась еще одна линия!
Наш род — крестьянский, очень старый на Вятке. В какой-то момент я застопорился в поисках, потому что в кировском архиве хранятся Ревизские сказки (документы, в которых были указаны даты переписи податного населения в Российской империи, составленные для налогообложения — прим. «Бумаги»), начиная с четвертой-пятой, а это где-то 1795 год. Но мне повезло: генеалог в Кировской области Алексей Мусихин нашел Котлецковых при первой переписи 1710 года и глубже — уже в XVII век. Но там была двойственность: у моего предка Мартына был отец Алексей. Но в Вятской области существовало два Алексея Котлецкова.
По совокупности фактов мы остановились на одном из них, решили, что он более вероятен, и двигались по его ветке. Но позже на сайте «Родная Вятка» опубликовали данные с первой по третью ревизию и я нашел упоминание, где Мартын Алексеевич был записан в семье отца. Тут-то и выяснилось, что мы исследовали дело по другому Алексею. Пришлось исправлять.
В старых книгах в начале XVII века нашлось упоминание о самом дальнем моем предке — Никите Ивановиче, он был записан как «Никитка». Но это в духе феодальных титулований: были люди меньшие и большие. С отчеством писали дворян, бояр, а крестьян и мелких людей писали вот так.
И вообще, при изучении фамилии оказалось, что более старая форма — Котлецков.
А еще позже выяснилось, что изначальная форма фамилии — Котлецовы. Видимо, фамилия происходит от слова «котлец» — небольшой котел. Это было еще прозвищем людей с большой головой. Мне нравится эта версия, потому что наша семейная черта — это большие головы. И детям это передалось.
Параллельно я стал вести поиски по линии бабушек, прабабушек. Одна бабушка была Бармина, а другая — Катаева. Генеалог Мусихин нашел самые первые записи, сохранившиеся по Вятке до конца XVI века, и там упоминается Харитон Бармин, от него прямая линия идет ко всем Барминым, в том числе и ко мне. Это на данный момент мой самый дальний известный предок. По записи он в эти годы был уже взрослым мужчиной с детьми и, получается, он родился еще при Иване Грозном. А потом оказалось, что в прямых предках у меня оказались и Мусихины! Жена Мартына Алексеевича, Дарья, носила эту фамилию.
Иногда я шел не только «вглубь», но и возвращался к другим веткам. Благодаря сайту «Поколение Пермского края» нашел метрические книги, а в них — записи о моем деде и его братьях, которые позже погибли на войне. И узнал, что у них была сестра. Спросил маму, она вспомнила, что действительно упоминалась сестра. А потом узнал об еще одном брате. И когда спросил о нем, подтвердилось, что был и он, но покончил с собой — и о нем в семье говорить было не принято.
Моя мама часто бывает шокирована тем, что я нахожу данные, которые в семье скрывались. Одно из самых шокирующих открытий было о прадеде. Я сомневался: иногда люди считают, что их предок был незаслуженно репрессирован, а когда находят документы, оказывается, что за дело. И у меня был такой мандраж, потому что в семейных легендах всё всегда немного приукрашивается. Но я думаю, что это был явный оговор.
Мой прадед сначала был в меньшевистской партии, потом стал большевиком, коммунистом. Но при репрессии ему припомнили, что он был меньшевиком. В документах упоминается, что прадед регулярно общался с бывшим меньшевиком и что якобы организовывал аварии на мартеновском производстве (заводы, где добывали сталь с помощью плавки в мартеновских печах — прим. «Бумаги»).
Я запросил архив партийных органов, и там нашлись данные о том, как в 1933-м прадеда вычищали из партии. Есть там протоколы заседаний и написанная его рукой автобиография. И оттуда понятно, что корни его расстрела в 1938 году находятся в 1933-м. Перечислены аварии, в которых он был виновен. Но мне ясно, что это просто ошибка: он всю жизнь на этом производстве провел, здоровье подорвано, зрение было слабым.
Притом что прадед был крестьянином, он вносил много предложений по улучшениям работы. За одно из своих предложений получил премию в 400 рублей. Но когда начинают вычищать из партии, всё трактуют не в пользу человека. Каждая ошибка — злой умысел, а изобретения — просто желание заработать. Читать это было больно.
Николай Курпан
— Идея изучить историю своей семьи пришла мне в 2008 году: заинтересовало происхождение фамилии. Я нашел в соцсетях однофамильцев, попереписывался с ними, но результата это особо не дало: максимум они знали до своих дедов и прадедов. Тогда процесс заглох. А в 2014 году, когда умерли все бабушки и дедушки, мне стало грустно и я решил заняться этим вопросом более серьезно, чтобы узнать их историю.
Я написал во «ВКонтакте» в сообщество деревни, откуда пошли мои Курпаны, Семежево в Беларуси, раньше это был Слуцкий уезд Минской губернии. Там я случайно наткнулся на еще одного потомка семежевских крестьян, и он провел мне ликбез и ввел в генеалогию.
Он предоставил ссылки на архивные дела, с которыми я поехал знакомиться в Минск и на три недели засел в архивах. Я составил полностью родословную тех, кто жил в деревне. Но по всей Беларуси есть проблема с документами: во время Первой мировой войны все записи эвакуировали, это было сделано достаточно небрежно. Часть сгнила во время одной эвакуации, а потом они хранились в минских загсах. И во время Второй мировой войны почти все они сгорели. Так что практически никаких документов после 1840–60-х по Беларуси не сохранилось.
Я пытался также найти членов моей семьи по прапрадеду, обзванивая всех ныне живущих потомков в Семежево. Обзвонил около 50 семей, не меньше, но попал в тупиковую ситуацию, в которой нахожусь до сих пор. В промежутке между 1858-м и 1944 годом есть много веток, которые остаются несвязанными, в том числе и моя. Пока упоминание о самом давнем родственнике Курпане по Семежево — это 1685 год. Причем мне удалось установить, откуда эта фамилия пришла до 1685 года — из Румынии.
А вот неожиданное было по другой ветке, которую удалось раскопать до XVI века. Было известно, что предки по фамилии Сташкевич с Волыни, Житомирская область, были репрессированы и раскулачены, высланы в 30-е годы в Архангельск. Прабабушку предки после революции условно выгнали из дома: сказали «беги, пока молодая, ищи лучшую жизнь». Бабушка скиталась по Украине, вышла замуж за польского еврея, а семью ее репрессировали и выслали в Архангельск.
Я общался с людьми, у которых тоже были предки Сташкевичи, на форумах вышел на некоего Сергея, который больше меня занимался этим вопросом и прокопал линию Сташкевичей до 1600 года. По одному из предков того времени, Мартыну, даже сохранилось духовное завещание на три страницы. Он писал жене и сыну, как рассчитываться с долгами и сколько и с кого брать долг. Но там еще про любимую жену и прожитые вместе годы, много красивых слов. Сохранились и судебные дела: Мартын судился из-за крестьян, которых у него угнал другой помещик.
Мы потом посчитали, что Сергей мне девятиюродный брат. Не каждому удается познакомиться со своим девятиюродным братом.
Мою прабабушку отправили подальше от репрессий. Она вышла замуж за польского еврея Бронислава Адамовича Берга. Про него постепенно раскрывались факты: родился в Варшаве, был активным революционером, участником боевых групп, которые устраивали первомайские демонстрации, провокации. Он пробыл пять лет в тюрьме, а позже был вынужден бежать на Украину.
Он занимался общественными делами, а в райкоме стал чуть ли не председателем. Работал идейно, бескорыстно и честно, такое о нем сложилось впечатление, исходя из изученных документов. Но в какой-то момент тот факт, что он поляк и еврей, сыграл свою роль.
В итоге моего прадеда репрессировали как участника польской организации, которая хочет свергнуть власть на тех землях, которые когда-то принадлежали Речи Посполитой. Его там пытали, но за год пыток он так никого и не выдал. Прадед постоянно настаивал на том, что его арестовали незаконно и что он поддерживает советскую власть. И в конце концов добился реабилитации. В общем, человек-кремень, у которого была удивительная жизнь, не сломленный до самого конца.
Я как петербуржец всегда ощущал, что родился на севере, но меня впечатлило то, что на Украине и в Беларуси много моих предков, что это для меня более родственные, чем Петербург, земли. ДНК-тесты наглядно показали мою принадлежность к еврейскому роду, а из архивных документов я узнал, что тема холокоста и Варшавского гетто прямо коснулась и моей семьи, что в корне изменило восприятие этой темы.
Светлана Сулина
— Сначала информации о предках было очень мало — приходилось искать всё через однофамильцев, и в итоге я организовала клуб Сулиных, посвященный нашей фамилии. В следующем году мы собираемся организовать съезд.
На моей стене висит [генеалогическое] древо, где собрано примерно 250 человек — самые близкие родственники. Интерес к занятию генеалогией у меня с самого детства, я была председателем клуба следопытов. Мы искали могилы 70 человек в Приморске в Ленобласти и родственников погибших, чтобы сообщить о судьбе их пропавших членов семьи. Позже я начала ездить в Финляндию и увидела, что почти в каждой семье есть древо, оно висит на стенке. Меня это очень сильно вдохновило.
В 2003 году я увидела в какой-то бесплатной газете интервью женщины, которая нашла своих предков за 300 лет. Она указала и адреса архивов, в которые стоит обращаться. Я пришла в архивы, но принципов поиска не знала. Потом ходила на собрания в Русское генеалогическое общество, узнавала, как там люди ищут своих предков, изучала книги, учебники, обращалась в музеи по месту жительству предков.
Очень многим однофамильцам помогала искать свои корни. Например, нашла одного петербуржца через справочное бюро, Льва Сулина, начала его расспрашивать, но он не знал своих корней. Сказал, что вроде это дворянский род, но он не уверен. А мне удалось найти его линию тоже до 1600-х годов. На сегодняшний день у меня более 3 тысяч однофамильцев и более 30 родов в общем древе.
Общих корней с однофамильцами мало: у всех свои ветки. Даже в Финляндии и Швеции есть эта фамилия. А один эстонец вообще написал, что в 1300-х годах был в Англии такой казначей. Но в основном упоминания о родственниках на русской территории, на Дону.
Самого дальнего родственника, Тихона, удалось найти в 1650-х годах, но о нем пока очень мало информации. За ним — Яков Тихонович. О нем сказано, что он заводской ученик. Как мне сказали, непростой был человек, потому что мог позволить себе учиться. Нам в детстве рассказывали, что раньше люди не учились, потому что возможности не было. Но это не так. Согласно данным, которые я изучала, в 1700-х были очень даже грамотные люди.
В основном мой род — это заводские люди. Кто-то остался с большевиками, кто-то переехал за границу, очень разные судьбы. Возможно, у моего дедушки есть какая-то история, связанная с репрессиями. Но моя бабушка всё скрывала. Она сразу прекращала все разговоры на эту тему, так что мне пришлось искать всю информацию самой.
Архивная работа меня очень увлекала и поражала. Мне пришлось держать в руках метрическую книгу толщиной примерно в метр. Тогда они составлялись за год. Еще я нашла троюродного брата, который живет в Тольятти, теперь мы общаемся в соцсетях. Сын моего двоюродного брата, как выяснилось, вообще не знал о моем существовании. Когда я его нашла в интернете, он мне написал: «Приятно познакомиться с однофамилицей». А я ему: „Ты знаешь, я, вообще-то, родственница“».
Двоюродные братья, сестры — внуки уже не знают свои корни так глубоко. Я вот со своим внуком хожу на кладбище, показываю, говорю: «Вот это моя бабушка, а тебе она — прапрабабушка». Фотографирую его на фоне портретов родственников, надеясь, что так связь продолжится.
Со стороны матери тоже исследую ветку. Узнала, что мамин дедушка служил в охране царской семьи и дошел до Тобольска. Но про него тоже мало информации. У нас есть фото на плотном картоне, нижняя часть ее была обрезана. Было непонятно, где сделана фотография, что там написано. То, что он служил у царя, ведь тоже могло скомпрометировать семью.
В нашем роду фамилия осталась без изменений, но единственная проблема — ударение. Либо СулИн, либо СУлин. Что касается происхождения, то есть разные варианты. Кто-то говорит, что это от слова «сулица» — холодное оружие, от слова «сула» — так рыбу судак на Дону называли. Еще река Сула есть. Существует и не очень приятное вологодское объяснение, мне не понравилось: от слова «сулить», обещать.
Не могу сказать, что у моих родственников была яркая реакция на то, что я составляю древо: «Занимаешься и занимаешься», «Найдешь себе каких-нибудь неблагополучных родственников, «Зачем тебе это надо?».
Видимо, в семьях тема памяти — табу. Возможно, это связано с репрессиями, когда люди должны были молчать. Это целое поколение, огромный пласт. Родственникам старались ничего не говорить: неважно, за белых ты или за красных, в любом случае ты плохой. Это могло повлиять на жизнь семьи.
