21 февраля 2017

«День, когда я прочитал Достоевского, стал днем прощания с наивностью»: как нобелевский лауреат Орхан Памук посвятил лекцию русскому классику

Лауреат Нобелевской премии по литературе Орхан Памук выступил с лекцией в СПбГУ, посвященной Федору Достоевскому. Турецкий писатель рассказал, как и почему всю жизнь находится под влиянием его книг. «Бумага» публикует отрывки из выступления литератора.

Фото: spbu.ru

О симпатиях к классикам русской литературы

Говоря о Европе, России, Петербурге, я сразу вспоминаю Достоевского. Именно от него я впервые узнал о том, насколько похожи у всех нас повседневные заботы, печали и радости.

Турецкие романисты многому научились у великой русской литературы. Толстой, Достоевский, Чехов — эти три писателя стали для турецкой литературы ХХ века таким же важным примером, как и французские.

Говоря о Европе, России, Петербурге, я сразу вспоминаю Достоевского

Лично для меня Толстой и Достоевский — величайшие писатели на все времена. Но самое сильное воздействие на меня оказывает самым глубокий и политизированный — Достоевский. Добавлю, что при этом, с моей точки зрения, Толстой более искусный и талантливый романист.

Такое воздействие Достоевского на меня вызвано, конечно же, его отношением к Западу, которое строится на любви и ненависти. Наше прошлое и наши культуры невероятно близки и похожи. И сегодня, говоря о Достоевском, я чувствую, что говорю и о себе. Я постоянно перечитываю его романы, всякий раз обнаруживая в них нечто новое о себе, о жизни и о Турции.

О первой прочитанной книге Достоевского

Я хорошо помню, как читал «Братьев Карамазовых». Мне тогда было 18, я сидел один в комнате, окна которой выходили на Босфор. Это была моя первая книга Достоевского. С первых же страниц она вызывала во мне двоякое чувство. Я понимал, что не одинок в этом мире, но ощущал оторванность от него и беспомощность. Размышления героев казались моими мыслями; сцены и события, которые потрясли меня, я словно переживал сам.

Читая роман, я чувствовал одиночество, словно был первым читателем этой книги. Достоевский, казалось, разговаривает со мной и только мне рассказывает нечто никому не известное о людях и жизни. Это тайное знание ошеломило меня. Ужиная с родителями или болтая, как обычно, с приятелями из Стамбульского технологического университета, где учился на архитектора, я чувствовал, что моя жизнь изменится, что книга живет во мне. Моя жизнь казалась мелкой и ничтожной рядом с великим, бескрайним, удивительным миром книги. День, когда я впервые прочитал Достоевского, стал для меня днем прощания с наивностью.

День, когда я впервые прочитал Достоевского, стал для меня днем прощания с наивностью.

Какую тайну хотел открыть мне Достоевский? Неужели он хотел сказать, что я всегда буду испытывать потребность в боге, вере? Доказать, что мы не в состоянии до конца верить ни во что? Может, он призывал меня согласиться с тем, что в нас живет дьявол, жаждущий уничтожить веру и извратить самые искренние мысли? А может быть, он хотел показать, что человек легко и безвольно меняет свои взгляды — гораздо быстрее, чем мне тогда казалось?

Ошеломляло и пугало, что Достоевский облек эти жизненные истины не в абстрактные мысли, а наделил ими живых людей из плоти и крови. Читая «Братьев Карамазовых», мы пытаемся понять, как люди могут так быстро меняться.

Великий аргентинский писатель Борхес как-то заметил: «Впервые прочитать Достоевского — такая же важная веха в жизни, как первая любовь и первая встреча с морем».

О «Бесах» Достоевского и турецкой революции

«Бесы» — один из самых потрясающих политических романов, когда-либо написанных человеком. Впервые я прочитал его в 20 лет и смело могу сказать, что был потрясен, изумлен и испуган. Роман посеял в моем сердце труднообъяснимый страх, отчасти вызванный невероятной сильной сценой самоубийства.

Достоевский начал работать над романом «Бесы» в 1869 году. На два года они с женой уехали в Европу, чтобы скрыться от кредиторов. Достоевский не терпел нигилистов, весьма популярных тогда в России, и написал роман об их неприятии к русским традициям, об их западничестве и атеизме. В это время в России произошло политическое убийство, о котором Достоевский с жадностью ссыльного прочитал в русских газетах: студент университета Иванов был убит друзьями, которые считали его изменником. Они состояли в молодежной революционной ячейке.

Борхес как-то заметил: «Впервые прочитать Достоевского — такая же важная веха в жизни, как первая любовь и первая встреча с морем»

Герои Достоевского жили в 70-х годах XIX века, а я, читая его романы, в 70-е годы ХХ века — и видел то же самое. Мои друзья, участвовавшие тогда в многочисленных революционных ячейках, выглядели и были как герои Достоевского. Мне казалось, роман «Бесы» не о России XIX века, а о современной Турции, погрязшей в радикализме, порожденном насилием.

Мой страх был продиктован причинами личного характера. Тогда, спустя примерно сто лет после печального преступления и выхода «Бесов», похожее было совершено в Турции, в колледже, где теперь находится Босфорский университет. Мои одноклассники, входившие в революционную ячейку, под подстрекательством хитрого и умного человека, впоследствии бесследно исчезнувшего, забили насмерть своего товарища — по их мнению, предателя. Труп положили в чемодан и попытались ночью переправить его на другой берег Босфора, за чем и были пойманы.

Фото: spbu.ru

О Востоке и Западе у Достоевского и в своих книгах

Самый необычный роман Достоевского, в котором его мысли выражены особенно четко, это «Записки из подполья». Книга произвела на меня большое впечатление в 18 лет: я нашел в ней отражение многих своих невысказанных и неосознанных мыслей. Мне, как и всем европеизированным туркам, нравилось считать себя европейцем в большей степени, чем было на самом деле, поэтому могу с легкостью сказать, что энергетика романа обусловлена завистью героя к Европе и европейцам.

Полагаю, что противоречие, державшее Достоевского, интересует всю жизнь и меня — это выбор между Западом и Востоком, ненавистью и любовью к Западу. Именно это всю жизнь не дает мне покоя. В молодости Достоевский восторгался Западом, а в моем возрасте он возненавидел его.

Мне, как и всем европеизированным туркам, нравилось считать себя европейцем в большей степени, чем было на самом деле

Конечно, великого писателя делают великим не политические мысли, а его способность регулярно работать, сила его воображения и талант. Творчество романиста делают интересными не яркие краски, не резкие оттенки, а смешение цветов и полутона.

На политической карте современной Турции лично я нахожусь среди прозападных сторонников свобод, даже либералов. Я по-прежнему, как молодой Достоевский, верю, что будущее Турции — в ориентире на западный мир, в близости к нему. Однако не стоит преувеличивать значение моих политических воззрений — в сравнении с литературными.

Если вы нашли опечатку, пожалуйста, сообщите нам. Выделите текст с ошибкой и нажмите появившуюся кнопку.
Подписывайтесь, чтобы ничего не пропустить
Все тексты
К сожалению, мы не поддерживаем Internet Explorer. Читайте наши материалы с помощью других браузеров, например, Chrome или Mozilla Firefox Mozilla Firefox или Chrome.