Пять случаев в Керчи: рассказывает врач

Транспортировка больного, наркотики на границе с Украиной, обед с дальнобойщиками, рыжий таракан в отеле под Полтавой и встреча с лосями — в специальном выпуске «Пяти случаев» писатель и врач Алексей Олин рассказывает о поездке в Керчь, в которой он сопровождал пациента после операции.

Иллюстрации: Катерина Чуракова / «Бумага»

Сначала вызывает в помощь кардиолог из поликлиники. На инфаркт миокарда. Прилетаем: мужик лежит на кушетке, нервно улыбается. — Как себя чувствуешь? — Нормально, — говорит. — Но сказали, что совсем плохо. — Доктор, ЭКГ покажите, где тут инфаркт? — Да вот же, тут подъемы! — Вы, доктор, нечаянно электроды перепутали, давайте переснимем. — Да как вы смеете, юноша… Я заслуженный тыры-пыры. И понеслось…

— У меня к вам коммерческое предложение. Я думаю, что у меня нет денег на зимнее пальто

Сижу, заполняю карту вызова по девочке: 12 лет, злокачественная эпиндимома, одна из немногих метастазирующих опухолей центральной нервной системы. Первая операция была в три года, всего четыре операции, последняя на гамма-ноже, надежды никакой. Возил на обследование в пятую детскую. После таких вызовов понимаешь, что, в сущности, у тебя-то проблем нет. Так что сиди ровно, пиши карту. Начмед Зубров подходит со спины и вежливо хлопает по плечу. — У меня к вам коммерческое предложение. Я думаю, что у меня нет денег на зимнее пальто. — Какое? — Надо транспортировать пациента в Керчь, — говорит Зубров.

После таких вызовов понимаешь, что, в сущности, у тебя-то проблем нет. Так что сиди ровно, пиши карту

У нас частная скорая помощь. Мы занимаемся такими транспортировками. Зубров — своеобразный дядька. Начитанный. Знаком с текстами Джойса, Пруста и Павича. Недавно перепутал Артура Миллера с Генри Миллером за беседой о ларингоскопических клинках, после еще назвал их братьями, но с кем не бывает. А врач крутой. — Пациент с чем? — Состояние после АКШ. Ничего страшного. Вы справитесь. Так что, согласны? АКШ — это аорто-коронарное шунтирование. Как-то он очень настойчиво предлагает. — Согласен. Он ходячий? — Ходячий, ходячий. Эти трое суток закрывают мне ставку. То, что нужно, думаю. Наверное.  

Нам нужен перевозчик

На следующее утро ровно в шесть мы выезжаем с базы в сторону Зеленогорска. Пациент находится в каком-то частном коттедже рядом с пансионатом. По дороге Демидов (первый шофер) тормознул забрать Хлопина (второго шофера) на «Черной речке». Демидов курит по три пачки беломора в сутки, слушает шансон и любит пиво марки «Оболонь». Хлопину к пятидесяти, лысый и не женат. Выбегает к нам с торбой, набитой по-любому вареной курицей, в командировочном зеленом свитере и кроссовках фирмы «Найк». Заскакивает в салон реанимационного «Форда». — Холодно, блин. Включите печку… Конец октября. — Поехали, — говорит Демид. — С богом, — вторит ему Хлопин. — А чего сразу с богом? — спрашиваю я. — Зубров вчера ляпнул, что наш пациент ухудшился, — говорит Демид. — Ты разве не слышал? Даже хотели отменить поездку, но в итоге не отменили. — Ясно, — говорю. Тридцать часов в одну сторону, 2500 километров. Ясно. Вот почему он неожиданно позвонил мне в пять утра и попросил захватить из своего кабинета подушку для пациента.

— Зубров вчера ляпнул, что наш пациент ухудшился, — говорит Демид. — Ты разве не слышал?

В Зеленогорске нас встречает красный «Ситроен», чтобы показать дорогу. Коттедж знатный. Пациент — неходячий. Как-то Зубров забыл упомянуть, что после АКШ бедняга успел нарушиться (ишемический инсульт), вокруг пациента нарезают круги две сиделки. Вышел сын Арсений — будет сопровождать. С ним еще солидный дядька в очках, который, видимо, помогал все это дело оплачивать. Он попросил мой номер телефона, чтобы поддерживать контакт в дороге. Я кивнул и спросил, что накануне написали неврологи. Неврологи написали: состояние удовлетворительное. Ну и отлично. Левая половина тела ни черта не слушается, бывают периоды апноэ, но в целом: хоть завтра в космос! А нам только до Керчи.  

Привертати до себе увагу

Мы с шоферами погрузили пациента («Виктор, — сказал он одной стороной рта, — меня зовут»), несколько баулов с вещами, сложенную сидячую каталку, посадили Арсения, включили отопитель. На носилки под Виктора постелили вакуумный матрас, на нем удобнее ехать. Только на матрасе чуть скользишь. А у Виктора левая рука в шине-держателе, и верхняя половина тела перевешивается на больную сторону, и он норовит выпасть на пол. Застегнул ремни — так он пожаловался, что неудобно. Пришлось обратно расстегнуть. — Я не буду спать, помогу, — вызывается сын. Как скажешь. Арсений восхищается количеством аппаратуры в машине. «То есть, — уточняет он, — в случае чего, да?» Я киваю. Он развлекает меня рассказами из своей жизни. Нормальный парень. Хотел стать коком. Каждые двадцать минут пациент шепчет: — Надо писнуть… Катетеров Фолея на месте нет. Опа. Как я мог их не доложить? Остается только мочеприемник. А он не бездонный. Трижды в час. Останавливать машину каждый раз нереально. С отопителем тоже беда. Включаешь — Сахара. Выключаешь — Антарктида. Третьего не дано.

Если на обратном пути это все волшебным образом не исчезнет из чемоданчика, доктор, у вас будут проблемы! Вы меня услышали?

А потом граница с Украиной. Увага! Уважаемые, значит. — Сильнодействующие препараты, наркотики в машине есть? — спрашивает таможенник. А как же. Реланиум, если судороги. Морфин на случай отека легких. И еще… (Меня забыли предупредить, что наркотики на границе должны испаряться даже у специализированных врачебных бригад). Таможенник смотрит с тоской, отзывает пошептаться: — Если на обратном пути это все волшебным образом не исчезнет из чемоданчика, доктор, у вас будут проблемы! Вы меня услышали? Я вас услышал. Рассказывать обо всех тридцати часах туда я не хочу и не буду. К шести утра Арсений забывается сном, раскидав ноги по карете. Виктор тоже дремлет. Аллилуйя! Я каждые десять минут включаю и выключаю отопитель. А дальше стоп-кадр: пустынный пляж, море и где-то там, за морем — рассвет. — Где мы? — шепчет Виктор. — Дома?  

Остановки в пути

На обратке шофера завернули в Джанкой, чтобы погулять по рынку. Купили две канистры подсолнечного масла. В Джанкое плюс восемнадцать. Я хожу в футболке. И еще десять часов без остановки. В итоге я просыпаюсь в ночи, машина среди бескрайних украинских полей, и слышу, как Демид с Хлопиным на улице выясняют отношения. — Да я тебе говорил, что не надо было туда поворачивать!.. Да ты вообще!.. Навигатор отказал, и мы заблудились. Так ведь и до рукоприкладства недолго. Я вылезаю из кареты, выкуриваю сигарету, смотрю на звездное небо и, отчаянно рискуя, иду мирить ребят. Для бешеной собаки — двести километров не крюк. Ага. Важно: делай привал там, где стоит много дальнобойных фур. Шоферы-дальнобойщики знают эти дороги наизусть, они знают, где можно пообедать без вреда для жизни. Кафе с дрянной кормежкой на трассе быстро самоликвидируются. Отравишь одного профессионального водилу — станешь банкротом. Никто не зайдет.

— Слушайте, парни, — говорю я. — А пилон здесь зачем? Хлопин пихает меня ногой под столом

Первое кафе, в которое меня притащили Демид с Хлопиным, напоминало салун из фильмов про Дикий Запад. Удобства с окошком-сердечком во дворе. Грохочущий рукомойник. Открываешь дверь и ловишь взгляды исподлобья. Пахнет суровыми мужиками. Кто-то старательно высверливает тебе затылок. Щелкают затворы кольтов. Спокойно, думаю я, докторов трогать — большой грех. И ребята в курсе. В дальнем углу кафе (больше похоже на обычную русскую избу) находится печь. Садимся к ней. Тепло. Откуда-то из-под стойки выпрыгивает женщина с блокнотом, готовая принять заказ. По телевизору идет футбол. Странно, но никто не смотрит футбол. — Три шашлыка из свиной шеи с пюре, — произносит Демид уверенным голосом. — И компот. В центре зала я, наконец, замечаю отполированный уходящий в потолок шест. — Слушайте, парни, — говорю я. — А пилон здесь зачем? Хлопин пихает меня ногой под столом. Но, святой боже, знали бы вы, каким вкусным оказался тот шашлык с компотом.

Важно: делай привал там, где стоит много дальнобойных фур. Шоферы-дальнобойщики знают эти дороги наизусть, они знают, где можно пообедать без вреда для жизни

После сорока двух часов непрерывной дороги, после бурной ссоры и бурного примирения, мы выруливаем на ночлег к отелю где-то под Полтавой. Нас встречает круглый украинский еврей Гриша и его очаровательная дочь. Вскоре выясняется, что Демид забыл поменять валюту. И гривен у нас сейчас хватает только на дозаправку авто. Рубли, зайчики, дукаты, тугрики здесь вообще не в ходу. А снаружи — ночь. Собрав в кулак все свое обаяние, я интересуюсь: нельзя ли собственно как-то… — Отчего же, — отвечает Гриша, почесывая бороду, — можно. По внутреннему курсу. Внутренний курс — жуткое обдиралово. Но до утра далеко, а на столе ждет мясо, картошка с укропом и маслом, салат, щедро заправленный майонезом, запотевший графин. Дочка Гриши Оксана смеется нашим полуночным шуткам. Все хорошо. Потом нас провожают в номер с тремя кроватями и отдельным душем. — Я бы мог еще двадцать часов без остановки ехать, — говорит Демид. Он падает, едва дойдя до кровати. Через минуту стены номера сотрясает храп. Иду в душ. В душевой кабине меня ждет одинокий рыжий таракан. Ловлю себя на мысли, что уже лет пять не видел ни одного таракана. Привет, говорю я, с возвращением.  

Братья наши меньшие

Иногда мелочи придают обычному на первый взгляд пути реальный космический смысл. Понимаю, глупо звучит, но по-другому не скажешь. Тут надо почувствовать. На Украине адские дороги. Все гремит и скачет, и ты вместе со всем. Я кое-как отсматриваю голливудский блокбастер про жуликов (на нетбуке), пробую перечитывать отличный роман Дугласа Коупленда «Жизнь после бога» (на бумаге), но строчки расползаются перед глазами, и начинает мутить. Пробую поспать. Мне снится, что я пытаюсь пришить дракону отрубленную голову. Вот до чего доводит людей сублимация.

Я поворачиваю голову вправо, машина летит под сто тридцать, и тут я вижу, как на опушку этого реликтового леса выходит семья лосей: папа-лось, мама-лосиха и сын-лосенок. Они смотрят на меня, а я на них

Отодвигаю разделительную ставню. — Парни, тормозите, я в кабину — Не вопрос, — отвечает Хлопин. — Давай меняться. Я подремлю. И вот я сижу в кабине, разматывая наушники (предусмотрительно зарядил плеер в отеле у Гриши), выбирая музыку и пялясь по сторонам. Демид рулит и курит «Беломор». — Где мы? — спрашиваю. — Да уже в Белоруссии. Теперь гляжу по сторонам внимательнее. Когда ехали туда, было не до созерцания. Музыка помогает скоротать часы. В детстве, когда смотрел фильмы про путешествия, то очень завидовал героям, которые долго едут в старом кадиллаке по пустынной магистрали мимо огромных кактусов под безоблачным небом или типа того. Мне казалось, что в моей жизни таких красивых прямых дорог нет, и не будет. И пейзажи у нас тоскливые.

В детстве, когда смотрел фильмы про путешествия, то очень завидовал героям, которые долго едут в старом кадиллаке по пустынной магистрали мимо огромных кактусов под безоблачным небом или типа того

А теперь я еду по Белоруссии. Осенью. Ясным солнечным днем. И все вокруг такое разноцветное, и яркое, и ты будто сам растворяешься во всем этом, и в принципе легко можно обойтись без кактусов. И все это точно не успеет надоесть. По правде говоря, я не пейзажных дел мастер. Случилось вот что. Я поворачиваю голову вправо, машина летит под сто тридцать, и тут я вижу, как на опушку этого реликтового леса выходит семья лосей: папа-лось, мама-лосиха и сын-лосенок. Они смотрят на меня, а я на них. Мы смотрим друг на друга ровно секунду. Раз — и все. Тут надо почувствовать.  

Города и страны

Я считаю, мимо скольких городов мы пролетели нон-стопом. Псков, Витебск, Могилев, Гомель, Чернигов, Киев, Джанкой, целая куча деревень, Керчь. Я точно что-то забываю. Или что-то путаю. Да о чем говорить, если в Киеве только отлить успел! О каких достопримечательностях я могу рассказать? Выискался тоже, Марко Поло. Но мне все равно там понравилось. Везде понравилось. И я сделал свою работу. Человек попал домой. Разве плохо?

Коллеги встречают песней Ляписа Трубецкого: — Был в Керчи? Не был — так молчи! Молчи, если ты не был в Керчи! Так лучше ты молчи!

В полтретьего ночи мы въезжаем в Петербург. В три пятнадцать я появляюсь на станции с чемоданами и подушкой. Сдаю укладку. Наливаю плохого кофе из автомата. Ползу в курилку. Коллеги встречают песней Ляписа Трубецкого: — Был в Керчи? Не был — так молчи! Молчи, если ты не был в Керчи! Так лучше ты молчи! Да, бро. Потом за стол писать карту. Напротив сидит Ксюша, врач-реаниматолог, плечо чешет. — Чего чешешься? — Мне прививку от какой-то дикой лихорадки сделали. — Зачем? — Послезавтра лечу в Бразилию нарушняк забирать. Начальство сказало: надо. За спиной как по волшебству вырастает сонный Зубров в мятой форме. — Довезли? Я киваю. — На следующей неделю в Зарайск поедете? — Это вообще где? И что там? Ксюша в Бразилию, а я — в Зарайск?! Зубров улыбается. — Да ничего страшного. Вы справитесь.