7 июля в рамках фестиваля Roof Music Fest на крыше DOT выступит группа «Мегаполис». На днях лидер коллектива Олег Нестеров представил в Петербурге свой новый роман «Небесный Стокгольм».
Накануне концерта «Бумага» поговорила с музыкантом и писателем о времени, когда всё получалось, о современных петербургских исполнителях и о том, почему хорошая музыка не сможет родиться в Москве.
Фото: Ольга Иванова
— «Небесный Стокгольм» — роман про 60-е. Вы называете эту эпоху «викторианской». Почему?
— Она действительно «викторианская». Первой ее так назвали Вайль и Генис. Если вы спросите у любого человека, который жил тогда, он скажет, что это действительно было ни на что не похожее время: когда верилось, когда впереди была надежда и перспектива, понимание, что всё зависит только от тебя.
Для меня «Небесный Стокгольм» по большей части даже не рассказ о времени, когда всё получалось. Ровно половина романа посвящена выходу из этой эпохи, когда каждый герой остается наедине с самим собой. Когда вдруг в одночасье оказывается, что люди живут в кардинально другой стране, их ждет совершенно другое будущее, а то, чем они занимались или хотели бы заниматься, становится совершенно неприемлемым. Это книга про взросление, про то, где человеку искать ответы на вопросы.
— Почему именно эта эпоха вас так очаровала?
— Эта эпоха мне важна своей неизученностью. У нас много исследованных эпох, а почему-то время, когда в стране всё получалось, остается terra incognita. Эпоха выливается на свет рядом неких клише, которые мы все знаем: фильмы, красивые актрисы, троллейбусы, вибрафон. На самом деле там много «подводного». И не изучать то время, когда всё получалось, сегодня, когда всё не очень получается, просто преступно.
Когда завершилась история с социализмом, мы умудрились взять самое плохое «оттуда» и самое плохое «отсюда» и на этом существовать пару десятков лет. Сейчас, когда пена схлынула, когда молодые люди совершенно случайно узнают какие-то факты из жизни шестидесятников, они понимают: оказывается, нам есть чем гордиться и не всё потеряно.
— Как вам кажется, чего не хватает сегодня из того, что было в шестидесятых?
— То время вышло из военной закваски. В народе был высокий градус антихрупкости. Антихрупкость — это когда негативные события не только не разрушают, но и укрепляют систему. Вдруг в одночасье исчезает страх, появляется правда, перспектива, свобода. И еще, извините, был вождь, который ни на кого не похож. Он власть десакрализует, позволяет над собой смеяться, говорит длинные спонтанные речи. И этот вождь начинает управлять страной, вдохновляя, как вдохновляет дирижер. Ведь никому из музыкантов не хочется, чтобы ими управляли. Дирижер провоцирует их на игру, делает так, чтобы у каждого были свои крылья, и тогда музыка складывается, внутри оркестра возникает обратная связь между всеми музыкантами. Настоящий дирижер не управляет, а вдохновляет. То же самое Хрущев. Он каким-то интуитивным образом управлял страной, вдохновляя. Благодаря этому среди жителей возникал момент игры, где каждый играл свою партию и чувствовал соседа.
— Ностальгия сегодня очень популярна. В Петербурге, например, часто вспоминают Ленинградский рок-клуб. Как вам кажется, это время тоже было своего рода замечательной эпохой?
— Конечно. Всё дело в том, что Петербург в силу своей отдаленности от коридоров власти всегда мог сделать немного больше. Это и Ленфильм, где позволялось снимать то, что в Москве не позволялось, и рок-клуб. Он же не появился в Москве, он появился в Петербурге. На эту тему тоже можно много рассуждать. Когда в мире появилась новая философия, новая религия, объединяющая людей (я имею в виду рок-музыку), на эту волну исключительно быстро встала нормальная советская молодежь — «Битлами» увлеклись все. Если бы власть была немного поумнее и подальновиднее, то она бы не стала препятствовать, здесь бы это всё росло, мы играли бы на гитарах. Но у нас же всё через одно место.
Петербург в силу своей отдаленности от коридоров власти всегда мог сделать немного больше
Появление Ленинградского рок-клуба — это запоздало исправленная ошибка. Люди, у которых была задача сохранить структуру власти, позволили этому здесь произойти для того, чтобы поставить эксперимент: что будет, если рок разрешить, если появятся «волосатики» и будут играть на гитарах. Выяснилось, что это достаточно удобная схема: всё под контролем, все играют и поют и ясно кто что пишет.
— Возможно ли, что в Петербурге еще раз повторится нечто похожее по своему масштабу на Ленинградский рок-клуб?
— Возможно. По крайней мере, как сказал Брайан Ино, в Москве хорошая музыка точно рождаться не будет, потому что там дома плохие. Здесь всё это есть, здесь есть среда, есть сила. Культура — это же такая русская печка: сначала ее кочегаришь, потом она тебя долго греет. Петербург — один из самых молодых городов России. Здесь возникает эта сила. И возникает она не пойми откуда.
Музыка не заставит себя долго ждать. Она уже появляется. Конечно, она будет совсем другая. Это будет не Ленинградский рок-клуб, не ленинградский рок. Эта музыка будет очень европейская, но в достаточной степени ментально окрашенная. Смотреть она будет в сторону Европы, а сердце ее будет здесь.
— Кого-то можете назвать из молодых исполнителей, которые вам нравятся?
— Могу рассказать о Даше Шульц, с которой я работаю. Она как раз представитель питерского молодняка, который уже народился. Хотим мы этого или не хотим, здесь всё будет очень хорошо.
Фото: Сергей Насонов
— Не могу не спросить, как вы относитесь к группе «Ленинград»?
— К группе «Ленинград» я отношусь с огромным уважением. Я часто внутренне аплодирую вдохновителю проекта — Шнуру. Мне нравится это сочетание русской алкогольной цыганочки и очень трезвого расчета. Желаю любому артисту такого же удивительного сочетания.
— Согласны ли вы с тем, что это чисто петербургский проект?
— Ну в Москве они явно бы не появились.
— Почему?
— Потому что в Петербурге можно жить медленнее и выпивать больше.
Культура — это же такая русская печка: сначала ее кочегаришь, потом она тебя долго греет
— Вы издавали первый альбом группы «СБПЧ». Расскажите, как вы обратили на них внимание?
— Мы тогда начали заниматься «Елочными игрушками». А Кирилл Иванов — это их кадр. В общем, было сразу понятно, что это наше. Я помню, как мы его повезли на летний фестиваль «Нашествие». И вот ночью на маленькой сцене он пел свой номер «Пожалуйста, не танцуйте». Несколько подвыпивших людей пытались выделывать под эту музыку какие-то движения, сконцентрироваться, и когда им повторяли «Пожалуйста, не танцуйте», они останавливались как вкопанные и очень недоверчиво смотрели.
— Как вы поняли, что «СБПЧ» будет успешным проектом?
— Настоящих видно. Можно принять ненастоящее за настоящее, но настоящее за ненастоящее ты никогда не примешь.
— Как вы вообще ищете новых музыкантов?
— Они приходят отовсюду. Я помню, как мы ехали из Казани в Ижевск на такси в компании больного воспалением легких Троицкого, и на какой-то кассете знакомый диджей завел «Хоронько Оркестр». По-разному бывает. Например, запись Даши Шульц кто-то перепостил в Facebook. Мы посмотрели, послушали, и через 20 секунд было всё понятно. Или Найк Борзов, про которого мне рассказал мой родственник, что пришел парень из армии, песни сочиняет, надо ему помочь.
В Петербурге можно жить медленнее и выпивать больше
— В Петербурге на улицах часто выступают группы. Вам нравится то, что они играют?
— Конечно, нравится. Здесь морской город. А в морском городе всегда музыка особая. Ветер, море.
— В одном из недавних интервью Александр Васильев из группы «Сплин» тоже говорил об уникальности Петербурга. Вы замечали, что город каким-то особенным образом влияет на музыкантов?
— Я сам бы с удовольствием здесь пожил. Когда я приезжаю в Петербург, у меня каждый раз приступ. Я каждый раз говорю «Ах!». Вообще, у меня корни ваши. Мама из Ленинграда, а дедушка и бабушка блокаду пережили на Пушкинской улице, дом 9.
— Есть какие-то места в Петербурге, которые вы обязательно посещаете, если приезжаете сюда?
— Чаще всего это Васька. Не знаю почему. Может быть, потому что я очень германо ориентирован, а Васька напоминает мне Берлин с Кельном.
— В обоих ваших романах — «Юбке» и «Небесном Стокгольме» — события происходят в прошлом. Почему? Настоящее вам не очень интересно?
— «Юбку» я задумывал в 2001 году. К тому времени, как я ее сдал в 2008 году, мир вокруг очень сильно изменился. Настоящее мой роман догоняло и делало его сочнее. То же можно сказать и про «Небесный Стокгольм». Я его задумал в 2007 году. А 2007 год — это совсем не 2016-й. Мы даже не могли себе представить некоторых событий, которые произошли. Тем не менее я вижу, как тема, к которой я прикоснулся, наливается соком, становится важной и нужной.
У человека есть два глаза, которые смотрят вперед. У него нет дополнительных глаз, которые смотрят назад или вбок. Самое главное — смотреть в будущее, но, как говорил Бродский, «настоящему, чтоб обернуться будущим, требуется вчера». Рассказывая про прошлые эпохи, я прежде всего задумываюсь о будущем и о настоящем.
