27 июня 2013

Дом «неудавшихся художников»: жизнь обычной петербургской коммуналки

За тридцать лет совместной жизни хозяева коммунальной квартиры на Гаванской пережили пожары и потопы, были свидетелями неудавшегося убийства, отдыхали вместе с Виктором Цоем и сдавали дебоширов в полицию. Многочисленные попытки расселиться ни к чему не привели, и со временем соседи практически перестали общаться между собой. Почему жители коммуналки на Васильевском острове — такой же, как сотни других коммунальных квартир в Петербурге, — зависли в атмосфере тихой вражды и постоянства — в истории «Бумаги».

Фото: Анна Рассадина / «Бумага»
— Был здесь один старожил, Петя, уникальный тип! Хронический пьяница, но очень интеллигентный человек. Он спал на книгах: у него на литературных альманахах — «Мир», «Нева» — лежал тюфяк. Кроме тюфяка, книг и шкафа больше ничего в комнате не было — он либо пил, либо читал, — невысокий мужчина с улыбающимися глазами вспоминает, кто и когда жил в квартире. На нем домашние клетчатые штаны, в ухе — блестящая сережка. Все истории он рассказывает со смехом. В комнате приглушенное освещение, идущее от гигантской люстры, под которую когда-то был приспособлен керосиновый бортовой фонарь с Сахалина. Включен телевизор: на канале «Культура» тихо играет классическая музыка. Виталий Павлович, или Виталик, как его называют соседи, можно сказать, свободный художник. Он занимается фотографией, монтирует клипы, рисует. Правда, больше для себя — работает он грузчиком. Это один из нескольких жильцов, которые поселились тут больше 30 лет назад. — В этом году я первый раз в ванной утром ощутил тепло. Такого за 35 лет не было никогда! Потому что первый раз поменяли батарею. А потом, у нас тараканов нету! — Виталий Павлович радостно перечисляет достоинства коммунальной квартиры. Дом на Гаванской построили в 50-е годы как госпиталь — на случай войны. Тогда он находился в ведомстве одного из пароходств, а потом перешел строительному тресту № 1. Сначала это было раздельное общежитие, юноши и девушки жили в разных блоках. В основном здесь селились учащиеся ПТУ-61, где готовили реставраторов, резчиков по дереву и металлу. Правда, чтобы получить комнату в общежитии, а с ней — временную прописку, реставраторам приходилось отработать по несколько лет на стройках. — Здесь все строители на самом деле — неудавшиеся художники! — произносит Надежда Валерьевна, включая стоящий на полу электрочайник. Она, как и Виталий Павлович, тоже училась в реставрационном училище, там же познакомилась со своим мужем, потом в коммунальной квартире у них родились две дочери. Как рассказывают жильцы, многие из «местных» виделись с Виктором Цоем, который закончил то же 61-е ПТУ по специальности «резчик по дереву». А кто-то из знакомых работал с ним в одной кочегарке — так что «все друг друга знали». С тех пор, правда, соседи стали общаться намного меньше, про Цоя тоже вспоминают нечасто — зато из-за регулярных пьянок, которые некоторые жильцы за это время так и не прекратили, увидеть соседей вместе на общей кухне практически невозможно. Под потолком в комнате Виталия Павловича ближе к окну натянута толстая пленка — на случай, если потечет крыша. Так было в прошлом году, и коммуналку, находящуюся на последнем этаже, полностью затопило. На потолках остались разводы, обои отошли от стен, а жильцы теперь ждут нового потопа. — Страшно снимать, а то еще хлынет как Ниагарский водопад! — комментирует Виталий Павлович. — Вы не опасаетесь, что дом в таком состоянии? — А варианты есть? Я сейчас ищу себе жилье, так такого насмотрелся! (За пару недель до выхода этого текста мы узнали, что Виталий Павлович съехал из коммуналки — прим. «Бумаги») Есть такие жуткие: у кого-то полы провалились, а людей так и не расселили. У нас шикарная коммуналка! У нас большая кухня, большой коридор, и есть даже горячая вода — оказывается, здесь, на Ваське, чуть ли не в каждом втором доме ее нет.
«Каждый из нас хотел бы жить отдельно, но так ситуация сложилась, что приходится жить вместе. Ну, там все движется, рано или поздно… Внукам и правнукам достанется!»
Дом на Гаванской находится в аварийном состоянии давно. На балконы жильцы выходить не советуют: узкие и ветхие, они не выглядят достаточно надежными. Надежда Валерьевна вместе с другими жителями коммуналки в свое время пыталась добиться ремонта или расселения. Собрали справки, сфотографировали — какое-то время дом даже стоял на капитальном ремонте. Приходили муниципальные служащие, говорили — мол, обязательно расселят. Но в итоге в коммуналке все осталось по-прежнему и разговоры о расселении стихли. — Наша квартира, как и другие коммуналки в этом доме, нерасселяемая, потому что, чтобы ее продать, нужно расселить много людей — площадь то большая. А один собственник какой ее возьмет? — объясняет Надежда Валерьевна. — В среднем подъезде одна из квартир была выставлена на продажу много лет, они ее приватизировали, все отремонтировали, есть даже два входа — и никому она не нужна. Надежда Валерьевна вместе с дочерью Сашей — одна из немногих, кто не приватизировал комнаты: говорят, раз дом в таком состоянии, то, если вдруг что-то случится, можно остаться и вовсе без жилья. — Потолок здесь всегда был такой, сколько я себя помню, — Саша показывает на практически полностью черный потолок в маленьком душе. — В детстве мне казалось, что это какая-то карта. По внешнему виду квартиры достаточно легко понять, какие отношения сложились между жильцами. Комнаты и отдельные участки на общей площади (например, комбинация «шкаф-холодильник» в коридоре у двери каждой комнаты) более-менее благоустроены — значит, чье-то. Зато на общей территории по обветшалым оконным рамам и старой краске на стенах понятно, что о ремонте или о тотальном переустройстве квартиры вряд ли кто-то задумывается. — Кому это нужно! Если все мои соседи будут за, так я первая буду, — помешивая что-то в кастрюле, произносит Зинаида. Она живет в квартире с мужем, сыном, дочерью, внучкой, зятем и невесткой. У них две комнаты, а чтобы уместить там всю семью, они отгородили еще и часть общего коридора. На кухне вдоль выкрашенной в белый и темно-синий стены висят такие же темно-синие полки, на которых громоздятся медные кастрюли — от обычных до огромных, наподобие столовских, котлов. Так бы кухня могла выглядеть и 20, и 40, и даже 60 лет назад. — Я вот решила этот уголочек переделать под себя капелюшечку — а было такое раньше, общежицкое — думаю, не хочу! Сделала вот так — меня обозвали белой вороной в этой квартире, — гордо говорит Зинаида, показывая оклеенный светлыми обоями отремонтированный участок стены с небольшим шкафчиком вместо темно-синей полки.
На фото Саша, дочь Надежды Валерьевны
Кажется, что ремонт не заботит жильцов не столько потому, что они надеются вскоре съехать, сколько потому, что они стараются избежать конфликтов между собой. Даже не просто конфликтов — а вообще общения. В атмосфере недоверия и молчаливой неприязни часть соседей старается не реагировать на провокации со стороны других жильцов и не влезать в споры. Другие просто на них не обращают внимания — как, например, Виталик, который безразличен к житейским мелочам, а потому ладит со всеми соседями. — Бывают иногда якобы конфликтные ситуации, но скандалов как таковых нет, непонимания, недоразумения — все легко решаемое. Недомолвки да — проблем нет, — с умиленной улыбкой рассказывает Зинаида. Каждый из нас хотел бы жить отдельно, но так ситуация сложилась, что приходится жить вместе. Ну, там все движется, рано или поздно… Внукам и правнукам достанется!
«Коммунальные квартиры — это нонсенс, не должно быть такого. Это рай для нахалов и для хамов. Некоторые люди считают, что им все можно — давит такая обстановка: когда кто-то живет по правилам, кто-то без»
Другие на такие заявления только отмахиваются: проблем, мол, много, но с некоторыми выяснять отношения бесполезно и себе дороже. Да и столько всего было сказано за тридцать лет, что начинать конфликты по новому кругу просто не имеет смысла. — Если бы я велась на все скандалы, можно было бы застрелиться. Раньше у нас была такая чистота, люди по-другому относились, как-то по-хозяйски, а сейчас рассуждают: «Раз вам грязно, вы и убирайте». Ну, как говорил профессор Преображенский, если человек не попадает в унитаз, то тогда начинается разруха. Для кого-то это нормально, — заключает Надежда Валерьевна. За годы, проведенные под одной крышей, не раз сменялись жильцы, появлялись дети, делились комнаты, ставились перегородки, протекал потолок и горел чердак — жители квартиры ко многому привыкли и научились друг друга избегать, но в критических ситуациях действовали сообща. Соседи рассказывают, что когда-то в коммуналке жила пара: муж постоянно избивал жену, даже когда та была беременна, — на крики женщины сбегались соседи и пытались успокоить ее супруга. Однажды, не выдержав побоев, женщина ударила мужа ножом в живот. Рана, правда, оказалась не смертельной. — Сбежались мужики и говорят ему: «Так, если только ты скажешь, что тебя зарезала жена, то мы все будем свидетели, что тебя пырнули на улице. Если ты согласен, то мы будем вызывать скорую, если нет – вынесем тебя на лестницу, будешь там помирать». Так он ментам и сказал. Милиция в этом доме знает всех как облупленных, алкоголиков много, — вспоминает Надежда Валерьевна. С тех пор ни муж, ни жена в коммуналку не возвращались, а таких происшествий больше не случалось. Но, хотя до кровопролития с тех пор не доходило, драки были все равно. Например, рассказывает Надежда Валерьевна, одно время ее мужа постоянно подстерегал бывший сожитель одной из соседок, чтобы побить. Пришлось сдать его в милицию — нападки прекратились. Дверь одной из комнат открывает женщина в длинном черно-белом халате. Худая, с бледной кожей и невероятно уставшими глазами. Прямо перед входом стоит длинный шкаф, как бы загораживая обзор на случай, если любопытные соседи ворвутся в комнату без стука. За компьютером в наушниках сидит юноша лет 18, сын женщины в халате. — Это ненормальное явление в нашей жизни, — сразу же заявляет она, отвечая на услышанный на кухне разговор с Зинаидой. — Коммунальные квартиры — это нонсенс, не должно быть такого. Это рай для нахалов и для хамов, а для остальных просто место проживания. Некоторые люди считают, что им все можно — давит такая обстановка: когда кто-то живет по правилам, кто-то без. Хотя, в принципе, квартиры можно было бы дать – просто у нас государство такое жадное.
«Если бы я велась на все скандалы, можно было бы застрелиться. Раньше у нас была такая чистота, люди по-другому относились, как-то по хозяйски, а сейчас рассуждают: “Раз вам грязно, вы и убирайте”»
Светлана Леонидовна тоже живет здесь около 30 лет. Она — педагог и работает сразу в четырех школах. Отчасти — чтобы больше зарабатывать, отчасти — чтобы реже появляться дома. Раньше они вместе с Надеждой Валерьевной пыталась добиться расселения, но теперь, как кажется, в возможности этого она разуверилась. По словам Светланы Леонидовны, за 20 лет с 16-тысячного места в очереди их семья продвинулась на 4-тысячное. — Купить, естественно, ничего не получится. Мы ремонт-то не можем два года после потопа сделать, — Светлана Леонидовна с грустью оглядывает стены с частично оборванными обоями. Она сидит на узкой кушетке, поочередно гладя четырех кошек, которые запрыгивают к ней на колени. У одной из стен, на полке, аккуратно расставлены пятнадцать или двадцать простеньких икон. — Мы в одной комнате живем. Какая у него личная жизнь? Куда он жену приведет? — кивает она в сторону сына. — Так же и я прожила всю жизнь.
Если вы нашли опечатку, пожалуйста, сообщите нам. Выделите текст с ошибкой и нажмите появившуюся кнопку.
Подписывайтесь, чтобы ничего не пропустить
Все тексты
К сожалению, мы не поддерживаем Internet Explorer. Читайте наши материалы с помощью других браузеров, например, Chrome или Mozilla Firefox Mozilla Firefox или Chrome.