«Когда корова нервничает, то фырчит, как лошадь»

— Коровы всегда узнают людей, которые за ними ухаживают. Я работаю здесь ветврачом недавно, но они уже узнают меня, играют, лижут руки и лицо, в шутку бодаются.

Рабочий день начинается с обхода, при котором я осматриваю всех коров. Потом собираю дополнительные сведения от скотников. Они сообщают, если с коровами что-то не так: та не ест, та лежит — не хочет вставать. Хворающие коровы на общую дойку не ходят, мы их оставляем в больничном отделении, ставим им диагноз и назначаем лечение. Раз в месяц для профилактики мы проводим вакцинацию всего поголовья, а также витаминизацию. Проводим работу с новорожденными телятами и их матерями: теленок помимо мамского молока получает необходимые витамины, а корова — еще и энергетические напитки, чтобы восстановить силы после отела.

Подходить к корове нужно осторожно: ее вес — 600–700 килограммов, она легко может затоптать человека. Когда корова нервничает, то фырчит, как лошадь, иногда лягается. Я с животными общаюсь как с друзьями — и они всегда чувствуют такое отношение.

— Порода наших лошадей, квотерхорс, выведена американцами для перегона и пастьбы скота — ей уже не одна сотня лет. Коровы лошадей уважают и побаиваются: лошадь давит корову боком, может укусить, если корова не идет. Лошади, как и люди, все разные. Один конь попал ко мне совершенно диким: в прошлом году я за ним по два часа бегала по полю, а он — от меня. Зато теперь на свист приходит. Как-то раз я даже оседлала герефордского быка. Надо сказать, на нем сидеть удобнее, чем на лошади — спина широкая. Он стоял спокойно и поедал кукурузу как ни в чем не бывало. Герефорды — очень покладистые.

Какой-то строгой систематики в моей работе нет. Я занимаюсь моционом лошадей, реализую их потребность в движении и объезжаю. Я также рассчитываю рацион, но с весны по осень лошади сами кормятся на полях. Любимой лошади у меня нет. Все они у меня любимые.

— Работа мне нравится, я на тракторах уже 19 лет. Не могу себя представить в другом деле. Конечно, за десять лет техника сильно улучшилась: на тракторах стало гораздо комфортнее работать. Теперь даже кондиционер и музыка есть. Во время посевной и уборочной рабочий день у нас долгий. Начинаем с восьми утра или раньше — а дальше многое зависит от погоды и от белых ночей. Бывает, работаем и до двенадцати, и до полпервого ночи.

Обеды и ужины нам привозят прямо сюда, со столовой нашего завода. Стараются девочки для нас, это чувствуется. Из молочных продуктов предпочитаю нашу сметану. Вот бы еще мороженое начали выпускать, я его с детства очень люблю.

— Я работаю на молочном заводе уже 25 лет. Начал еще до появления «Лосево». Несмотря на то, что за последние 10 лет обновили почти всю технику, рецептуры продуктов все сохранились. При модернизации завода пришлось хорошенько подумать, как разместить всё это добро в нашем небольшом и многоуровневом здании. Помню, мы устанавливали новые ферментационные баки, в которых заквашиваются кисломолочные продукты — итальянцы до сих пор не понимают, как мы это сделали. Приезжают, показывают друг другу, говорят: «Видишь, вот это они впихнули сюда. Но как?»

Рабочий день я планирую с вечера. Многое зависит от конкретной проблемы, которую я обговариваю с технологом заранее: у каждой машины свои капризы. Утром я делаю обход, чтобы проверить исправность техники — не сломалось ли что-то с вечера. Слесарь-наладчик, который собирает и разбирает оборудование, сообщает о неполадках, если они имеются. Но это бывает крайне редко — мы за этим очень следим. Не можем же мы покупателя оставить без нашего молока.

— Бывают хорошие дни и плохие — но у нас душевный коллектив. Конечно, нужно учитывать, что он женский. Это сколько бабья́, и каждая — королевишна: ну-ка попробуй тронь меня, да я лучше всех!

Я работаю лаборантом на заводе с 78-го года, еще до «Лосево». Тогда у нас был маленький ассортимент: творог, сметана, молоко. Всё без упаковки, фляжное. Сейчас мы очень выросли, но сохранили те же продукты что были, когда я пришла сюда работать. А моя племянница сейчас учится в Питере. Она приезжает с подругами в Светогорск, угощает их нашей продукцией — девчонки охают и ахают, что такого нигде не ели.

Я прихожу на работу, мою руки, беру пробоотборник — кружку на длинной палке — и проверяю продукт на готовность. Проверяю кислотность, жир, плотность. Пятки горят к концу смены, а улыбка с лица не сходит.

— Мои детские воспоминания о молоке связаны с коровами. Мы жили здесь неподалеку, держали свой скот, пили домашнее молоко. Теперь я тоже ем продукты, которые сама изготовливаю. У меня двое сыновей, 7 и 11 лет, их любимый завтрак — каша на молоке и с маслом. Муж очень любит бифилайф со злаками.

Мы приходим на работу и подготавливаем наш цех, обрабатываем его, чтобы было чисто. Микробиолог проверяет, как мы справились, а уже потом беремся за производство творога — заполняем бязевые мешки творожным калье и отправляем их в аппарат Митрофанова для охлаждения и прессования, а после – на фасовку. Моя любимая — творожная масса с изюмом. Работаем мы быстро и весело — так в целом и проходит день. А я здесь уже 4 года.

— Я всю жизнь работаю с людьми, поэтому трудностей практически не возникает. Покупатели приходят разные: нужно уметь абстрагироваться. Кто-то изначально приходит с целью поворчать, поругаться — обычно это бабушки. Но и к ним у меня есть подход: главное выслушать, они за это всегда благодарны. 7 из 10 человек — постоянные покупатели. О них мы знаем всё: сколько у них детей, в котором часу они ходят в поликлинику или гуляют с собаками, какие продукты они любят, что им можно, а что нельзя по медицинским показаниям. Приходит много людей с ограниченными возможностями. У нас есть постоянная покупательница, которая практически не видит. Мы уже знаем, что ей нужно творожок-пятерочку, сразу ей несем. Она даже просит нас ввести ПИН-код при оплате. Такое доверие — повод для гордости.

В детстве я очень много времени провела в деревне у бабушки: с тех пор очень люблю молоко и простоквашу. Когда покупатели сомневаются в том, что молоко натуральное, я отвечаю: «Оно киснет в простоквашу». Люди пробуют, и вопрос сам собой исчезает.