История кино по Достоевскому

Сюжет программного романа органично вписался в господствующий тренд классического Голливуда. Тема морального выбора, неоднозначный главный герой, детективно-криминальная фабула, городское дно как место действия — черты нуара, который в 1935 году ещё не существует, но лет через десять оказывается главным элементом голливудской системы жанров. Австрийский иммигрант Джозеф (Йозеф) фон Штернберг в режиссёрском кресле дал картине характерный стиль, позаимствованный из немецкого экспрессионизма — павильонные съёмки с мрачными интерьерами и контрастная светотень. Нуар тоже унаследует у немцев эти черты (хотя и выйдет из павильонов на улицу). Содержание романа Достоевского, втиснутое в девяностоминутный голливудский фильм, неизбежно упростилось, некоторые сюжетные линии пропали совсем. В общем, фильм Штернберга не во всём удачен — но зато даёт повод задуматься о роли Достоевского в истории того, что сейчас известно как «фабрика грёз».

Для экранизации сентиментальной повести Достоевского крупный итальянский режиссёр Лукино Висконти привлёк на свою сторону лучшие силы — композитора Нино Роту, актёров Марчелло Мастроянни и Жана Марэ. Вообще в пятидесятые годы золотой век итальянского большого кино как раз начинался, придя на смену полудокументальному неореализму. Висконти и сам начинал как неореалист, но к «Белым ночам» уже оставил в прошлом принцип максимальной правдивости изображения. Фильм был снят полностью внутри знаменитой студии «Чинечитта», и подчёркнуто ненастоящие декорации и освещение вместе с сомнамбулической камерой придают происходящему ощущение сновидения. Благодаря этому банальность сюжетных перипетий уже не так важна. Хороший пример того, как не самый удачный литературный текст можно превратить в превосходное кино.

27-летний малоизвестный итальянец Бертолуччи, приступив к экранизации важной повести Достоевского «Двойник», набросился на материал со всем энтузиазмом, на который способен молодой любитель Годара в 1968 году (то есть с большим энтузиазмом). Для последователя идей шестидесятнического постмодернизма тематика повести подходила хорошо: двойственность, неопределённость, нечёткость идентичности. Форма, видимо, задумывалась как соответствующая содержанию, и в результате фильм походит на коллаж и одновременно на шараду, разгадать которую довольно сложно, а то и невозможно. Сейчас Бертолуччи признаёт, что подобное режиссёрское пижонство в те времена и в тех кругах ценилось довольно высоко, и он намеренно затруднил восприятие фильма. Поэтому сегодня «Партнёр» смотрится как памятник 68 году — тем более, что он заканчивается чем-то вроде марксистского призыва к пролетариям всех стран. Довольно неожиданное, но исторически верное напоминание о том, что Достоевский когда-то был социалистом.

Неизвестно, что сказал бы автор романа на трактовку, представленную Аки Каурисмяки, но вряд ли бы он был очень рад. Как мы все помним из уроков литературы, Раскольников понял свою неправоту, отказался от позиции «среда заела» и в сибирской ссылке пришёл к Христу. В дебютном фильме культового финна всё обстоит совсем не так — недоучившийся юрист по фамилии Рахикайнен, как кажется сначала, убил успешного бизнесмена Хонканена вообще из соображений мести. Дальнейшие перипетии расследования примерно повторяют оригинал, но свою теорию Рахикайнен оглашает только в финальном монологе из-за решётки — он от неё не отказался, просто и себя признал тварью дрожащей. Всё то же самое, только бога нет: фразу Свидригайлова про ад как комнатку с пауками в фильме произносит сам главный герой.

«Настасья», снятая по роману «Идиот» главным режиссёром польского кино, настолько экспериментальна, что её описание звучит анекдотом. Действие фильма начинается in media res сценой развязки романа: князь Мышкин приходит в дом Парфёна Рогожина для того, чтобы объясниться. Зритель, разумеется, ждёт того, что повествование сейчас отмотается к началу, и мы увидим сцену знакомства двух героев в поезде. Не так-то просто: за полтора часа фильм так и не покидает стен рогожинского дома, а сюжет Достоевского разыгран теми же двумя актёрами в одном интерьере. Мышкин, помимо самого себя, изображает Настасью Филипповну (в честь которой и назван фильм), Рогожин — всех остальных персонажей. Да и это ничего, если бы не неожиданная подробность: оба актёра — японцы и играют роли в соответствии с традициями театра кабуки.

Один из главных культовых фильмов постсоветской России вряд ли нуждается в специальном представлении, но заявленная тема не позволяет обойти его вниманием. «Даун Хаус» умудряется вполне точно следовать за фабулой «Идиота» и при этом не иметь с ним ничего общего: по жанру фильм представляет собой чёрную комедию не без элементов сортирной. При том, что действие перенесено сценаристом Охлобыстиным то ли в современность, то ли в ближайшее будущее, в диалогах персонажей тщательно сохраняется стилистика Достоевского с его многословностью, экивоками и архаичными словечками, что только подчёркивает абсурдность происходящего. Карнавальное начало, о котором писал главный исследователь Ф.М.Д. Михаил Бахтин (правда, в другой связи), обращается против сурового писателя и разрывает его текст на куски. Тот балаган, который устраивают из классического романа Фёдор Бондарчук, польский комик Ежи Штур, Александр Баширов и прочие достойные люди, включая самого Охлобыстина, в академических кругах принято называть деконструкцией; в терминах самого фильма — уместнее бы «сказочным долбоёбством».

Элегантно уместив самый большой роман нашего героя в два интерьера и 100 минут экранного времени, чех Петр Зеленка остался вполне верен духу первоисточника. По сюжету фильма чешская театральная труппа приезжает на фестиваль в польский промышленный город. Мы видим репетицию спектакля по «Карамазовым» внутри неработающего завода, где и будет проходить фестиваль, а также узнаём кое-что о взаимоотношениях между самими актёрами, принимающими участие в постановке. Зеленка опускает большую часть фабулы «Братьев Карамазовых», и тысячестраничный роман превращается в динамичную драму, ловко снятую с многочисленных ракурсов внутри заброшенного цеха. Энергичная чешская экранизация — своеобразный трейлер романа, или же его ютуб-версия.