Кинокритик Антон Долин — о фильмах про теракты и об образе русских в западном кино

Сколько-то лет назад вышел фильм Майкла Бэйя «Армагеддон», в котором был космонавт Андропов: смешной, в ушанке, но он помогал всем спастись, потому что у него была русская смекалка и несгибаемость отчаянного русского человека.

Прошло время, появился фильм «Гравитация». Там совершенно одинокая героиня залетает в космический корабль к русским. Там уже никого нет, только водка и икона, некие следы присутствия.

И вот теперь вышел фильм «Марсианин», в котором вся космически подкованная планета спасает американца, застрявшего на Марсе. Там помогают китайцы, а русских нет, как будто бы они в космос никогда не летали. Это и есть представление о нашем развитии и роли в этой области.

Китай — это второй рынок, а скоро будет, говорят, и первым. И многие фильмы снимаются и пишутся так, чтобы там присутствовали китайские персонажи для того, чтобы китайским зрителям было интереснее смотреть. Но скажу вам по секрету, Россия тоже является огромным рынком. И если вы заметили, до начала санкций и всей этой чехарды, всякие томы крузы и брюсы уилиссы приезжали к нам каждую неделю. За эти визиты звезд платились огромные деньги, ибо их фильмы собирали колоссальные деньги. Сегодня, несмотря на наступающий кризис, они собирают такое же количество зрителей, просто денег стало меньше из-за перекурсовки плюс политические отношения изменились. Поэтому стали меньше ездить.

Зато связанные с холодной войной фильмы про шпионаж сегодня без русских обойтись не могут. Я смотрел новый сезон «Родины», и там самый харизматичный злодей — это русский спецслужбист, которого играет нерусский актер. Он является неким Мефистофелем, странным образом внешне похожим одновременно на Патрушева, Сечина, Путина и Сергея Иванова. И мы видим, как все точки опять сходятся в Берлине, городе-символе разделения, европейской столице холодной войны.

Вместе с этим выходит «Шпионский мост» Спилберга, выдающаяся картина об обмене Абеля на Пауэрса, подлинная история начала 60-х годов, которая уже была рассказана советским кино в «Мертвом сезоне», который, не будем забывать, по апокрифу, стал причиной, по которой молодой Володя Путин решил идти в разведчики. И вот Спилберг именно сейчас снимает свой «Мертвый сезон», и это, конечно, не случайно и говорит о том, что происходит. Спилберг взял актера Горевого на роль якобы второго секретаря посольства, а на самом деле мощного влиятельного гэбэшника, который в Восточном Берлине курирует этот обмен. Но при этом замечательный Марк Райлэнс, великолепный английский театральный актер, играет Абеля, то есть советского шпиона. И этот персонаж более чем достойный, вызывающий у зрителя симпатию.

Я уж не говорю о фильме Гая Ричи «Агенты А. Н. К. Л.», где возвращается совершенно забытый сериал времен холодной войны о том, как с мировым террором вместе борются американский и советский разведчики.

Русские возвращаются на роли как бы противников в холодной войне, но эти противники по мере роста настроений отчуждения и отстранения парадоксальным образом становятся всё более привлекательными. Как это было в фильмах о Джеймсе Бонде, а эти фильмы. безусловно, продукт холодной войны. Я говорю о классических ранних фильмах, где Бонд не только воевал с советскими спецслужбами, но и влюблялся в невероятно красивых советских спецслужбисток и перевербовывал их всем известным и старым как мир способом.

От стереотипа о том, что русские либо простаки-увальни, либо отважные и беспощадные гэбэшники, либо мафиози, нам никуда не деться. Но это типовые штампы, которые являются, как мне кажется, неизбежной частью масскультуры. И как бы ни повернулись отношения Путина и Обамы лично, я думаю, что от этих штампов мы еще много лет, если не десятилетий, не избавимся. Так что надо с ними просто смириться и получать удовольствие.

Два явления в русском кино, которые говорят на важном для многих людей языке, — так называемые классики отечественного кино. Это братья Михалковы — Михалков и Кончаловский: как к ним ни относись, когда они снимают новые фильмы, это интересно не только их фанатам внутри Садового кольца и их поклонникам на федеральных каналах, но и посетителям Венецианского кинофестиваля или просто парижского кинотеатра.

Еще один такой режиссер — Сокуров, который, несмотря ни на что, занимает место классика. Его «Франкофония» — немецко-французский фильм, а значит, в его коммерческой рентабельности не сомневаются продюсеры, потому что кино — это всегда финансы. В Венеции я пришел смотреть этот фильм и смог найти место только сбоку в первом ряду, потому что в зале на тысячу человек не было мест. Он очень востребован, просто лидер зрительских симпатий.

С другой стороны располагаются молодые русские режиссеры (хотя как молодые, им обоим за 50), которые говорят уже не на классическом языке, как Михалков, Кончаловский и Сокуров, а на языке современном. Сегодня это, в общем-то, два-три человека: Андрей Звягинцев и Сергей Лозница. Когда выходят их новые фильмы, они получают рецензии в западной прессе, прокат, пусть ограниченный, и фестивальные премьеры. Собственно, на что еще может рассчитывать фильм заграничных режиссеров.

Третий режиссер, которого с некоторой натяжкой можно сюда отнести, — это Алексей Герман-младший. Он замечательный режиссер, но его фильмы, мне кажется, меньше понимают и больше смотрят как кино загадочное, экзотическое и таинственное — в лучшем смысле слова. Таинственность русской души, что бы это ни значило, — это то, о чем начинают говорить после или даже во время просмотра его картин. Я наблюдал это на Берлинском кинофестивале на премьере фильма «Под электрическими облаками». Людям очень нравилось, но они выходили и подходили, в частности, ко мне и к моим русским коллегам и говорили: «А про что это было? Дико круто, но про что?». То есть многие не понимали фильм даже на уровне сюжета. Но западный зритель от нашего отличается тем, что это непонимание совсем не мешает ему наслаждаться кино: понимание сюжета, культурного контекста — это для него не главное. Есть вещи, которые связаны с визуальностью, с образной системой, даже со звуками, которые самоценны и могут дать удовольствие даже зрителю, не очень просвещенному в этой области.

К сожалению, этими несколькими именами представление о русском кино сегодня ограничивается. И, учитывая политическую конъюнктуру, я не очень представляю, как оно может быть расширено.

Реакция режиссеров на происходящие события уже есть, просто кино долго делается. В этом смысле «Родина» — это что-то потрясающее. Они же снимали год назад, а мы теперь включаем сериал, где всё начинается с теракта в лагере сирийских беженцев на границе Сирии с Ливаном. Последняя серия, вышедшая через две недели после терактов в Париже, рассказывает нам, как сирийские беженцы-повстанцы едут за оружием, чтобы воевать с бледнолицыми в Сирии, а потом на полпути разворачиваются и говорят: нет, мы поедем в Берлин и устроим там теракт. Это выглядит так, как будто создатели сериала узнали, что произошло, и кинулись снимать. Но уверяю вас, это невозможно: сценарий писался год назад, снималось — девять месяцев назад.

Конечно, происходящее будет отражаться в кино. Не потому, что это священный долг художника, а потому, что кино снимается для того, чтобы его смотрели, а люди смотрят про близкое к происходящему вокруг. Всё, что волнует мир скорее рано, чем поздно, станет сюжетом для кино. Другое дело, что некоторые сюжеты не укладываются в формат кинематографа.

До сих пор не снято достойного фильма о событиях 11 сентября. Их уже много, но только один, по-моему, по-настоящему хороший, это «Потерянный рейс» Пола Гринграсса. По-моему, в России он и вовсе в прокат не выходил. Потрясающий фильм, который снят как документальная картина изнутри того единственного самолета, который не долетел ни до Пентагона, ни до Нью-Йорка, потому что пассажиры бросились на террористов, повязали их и пытались взять управление самолетом на себя. У них ничего не получилось, Самолет упал и разбился, они все погибли, но больше никто не пострадал. И этот фильм, где события 11 сентября, о которых знает весь мир, не показаны, оказался единственным способом адекватно об этом говорить.

Джеймс Кэмерон после 11 сентября сказал, что он не будет снимать «Правдивую ложь — 2», хотя у него был написан сценарий и продюсеры были готовы. Невозможно было снимать комедию про террористов после того, что случилось. Некоторые события слишком сильные, чтобы кино придумало, что с ними делать.

Но несмотря на то, что я сейчас сказал, не сомневаюсь, что теракты в Париже, как и теракт в редакции Charlie Hebdo, обязательно попадут в кино тем или иным образом. Может быть, фильмы будут плохими, но они неизбежно будут.