Сегодня, 28 июня, впервые с 2002 года, на сцене Театра оперы и балета консерватории имени Римского-Корсакова пройдут показы дипломных работ выпускников режиссёрского факультета. На «Вечере современного балета» зрителям будут представлены два танцевальных спектакля в постановке Анны Закусовой и Ирины Сергеевой. В попытке подготовить публику к представлению «Бумага» поговорила с одним из артистов, Иваном Белозерцевым, и узнала, на каком уровне в России находится современный танец и что, по мнению Ивана, мешает contemporary dance развиваться.
Слева направо: Ян Нам, Виктория Максакова, Майя Попова, Пётр Базарон, Иван Белозерцев, Галина Грачёва. Фото из архивов
Иван Белозерцев, вечный студент Консерватории, принимает участие в «Вечере современного балета» как артист. В то же время он хореограф, преподаватель и основатель «Гильдии», возникшей в 2010 году как альтернативная площадка для свободного танцевального эксперимента. За годы поиска Иван нашёл для себя несколько ответов на вопрос «Почему всё так плохо?» применительно к contemporary dance в России.
— Когда я стажировался в Израиле, местные танцовщики решили, что я артист балета. А мне самому казалось, что я модернист, занимаюсь contemporary dance. Тогда и выяснилось, что мы здесь, в России, совершенно не знаем, что происходит в танцевальном мире. То, что есть у нас в стране — эти либо академический contemporary, либо уже уход в перформанс. Как такового современного танца у нас нет. Компаний, которые танцевали бы именно contemporary, пускай даже мейнстрим, практически нет. По всей России порядка 5 официально зарегистрированных компаний подобного рода, а в одном Нью-Йорке их 90. Вот и вся разница.
Уильям Форсайт в одном из интервью говорил, что русские танцовщики умеют очень круто стоять в позе, но не умеют танцевать.
Главная причина, пожалуй, в том, что у нас нет традиции. Ведь долгое время у нас был Советский Союз, соцреализм и всё такое прочее. Было просто невозможно представить себе в это время новый язык танца.
Сейчас все ударились в другую крайность — эксперимент. Но здесь другая проблема: исполнители в России ставят себя в центр перформанса, «вот он я». И все говорят: посмотрите, какой он здоровский, как он двигается! Но за фигурой исполнителя больше ничего не стоит. Происходит подмена понятий. А ведь впереди должна быть идея. Перформер говорит в танце только о том, о чём ему удобно говорить. Нет поиска, творческих мук, если выражаться пафасно. А искусство, творчество, да даже просто профессиональная работа и «удобно» не стыкуются в любой профессии, мне кажется.
В добавок ко всему, к нам в Петербург (видно, очень бедный город) не привозят крупные танцевальные компании. Все они выступают в Москве. К нам же приезжают околобалетные неоклассические труппы. Наверное, это выгодно чисто с коммерческой стороны — никаких рисков. Танцевальные фестивали, в свою очередь, не могут потянуть какие-то крупные труппы. А каким образом будет развиваться зритель, если у него даже права выбора нет?
А может, дело вообще в менталитете: зачем упираться, если в шоу-балете можно заработать в 10 раз больше и быть уверенным в завтрашнем дне? Чтобы что-то получилось, у нас нужно приложить безумные усилия, вложить много денег. Никто не хочет напрягаться. Я вот недавно прочитал в сети: «Сколько не наступай на грабли, главное — не переставай мечтать». Вот что главное.
Не перестающие мечтать Ирина Сергеева и Анна Закусова на «Вечере современного балета» представляют зрителям свои работы «In infinitum» и «Hi, Monteverdi».
