Австриец Армин Вильдинг — о Дарах волхвов, политкорректности и русской теще

Каждую неделю «Бумага» публикует истории об иностранцах. Чем Петербург привлекает и отталкивает приезжих, чему учит Россия и зачем вообще приезжать в незнакомый город — бизнесмены, студенты, ученые и рестораторы из разных стран расскажут о своем опыте и взглядах на петербургскую жизнь. Писатель и преподаватель немецкого языка Армин Вильдинг рассказал «Бумаге» о том, как Россия научила его договариваться, отучила улыбаться и почему европейская свобода — это иллюзия.

Фото: Виктория Мокрецова / «Бумага»

Чему вас научила Россия?

Доведенная порой до абсурда правильность общественной жизни в Австрии или Германии никогда мне не нравилась, поэтому здесь я стал более раскованным в действиях. Например, я научился договариваться. Русские очень хорошо это умеют. Это часто происходит на дороге, в госучреждениях, в бизнесе. Немецкий подход к жизни — как сделать все по правилам, русский — как получить желаемое. Немцу соблюдение порядка дает не только чистую совесть, но и чувство чести. А русская реальность учит, что это часто бессмысленно: будешь долго ждать и платить за то, что никому не выгодно.

В Австрии я могу спокойно уснуть на лавочке во дворе, потому что знаю, что завтра проснусь на ней же целым и невредимым

В Австрии, куда бы ты ни пришел, люди встречают тебя с улыбкой и готовы шутить, разговаривать, потому что это является частью капиталистического этикета и делает жизнь приятнее. Когда я возвращаюсь в Россию, этот подъем настроения у меня еще держится. Исчезает он при первом же походе в магазин, когда продавщица в ответ на улыбку окидывает меня взглядом в духе «С тобой все в порядке?». Такой стиль общения наложил на меня определенный отпечаток, и теперь я стал более закрытым. Когда выходишь на улицу в Австрии, чувствуешь себя комфортно и расслабленно. Я могу спокойно уснуть на лавочке во дворе, потому что знаю, что завтра проснусь на ней же целым и невредимым. В России же стоит лишний раз подумать: а надо ли находиться где-то? Полностью здесь не расслабишься: улицу или двор подсознательно воспринимаешь как враждебную среду.

Что бы вы хотели перенести из своей страны в Санкт-Петербург?

Я часто общаюсь с православными и замечаю в них много суеверного и языческого. Они легко подчиняются авторитетам: если батюшка что-то сказал — это уже закон. Когда привозят какую-нибудь реликвию вроде Даров Волхвов, люди не спрашивают, зачем им это нужно, поэтому мы можем видеть десятитысячные очереди к храму. Кто-то где-то сказал — и люди уже это выполняют. В политической сфере происходит то же самое. Интересно, как происходит этот выбор, чьи слова считают авторитетными, а чьи нет. Тут хотелось бы больше интеллектуальной смелости, которая так гипертрофируется на моей родине. Мне бы хотелось, чтобы здесь работал общественный контроль. В Австрии, например, если человек совершает какое-то преступление или воровство, СМИ могут просто убить его в глазах общественности. За этим следует судебное разбирательство, и таким образом СМИ и суды обеспечивают некие рамки, за которые не стоит выходить.

Какие люди сыграли для вас важную роль?

Моя теща Елена Николаевна. Она помогает мне в любых жизненных трудностях: занять очередь в миграционной службе, сделать какие-то важные документы, приютить меня на даче или дома, даже если мало места. Такое отношение было для меня непривычным, и я это очень ценю. Если узнать русских поближе, они оказываются очень отзывчивыми и радушными. Как-то раз я был в Калужской области на свадьбе и мне пришлось переночевать у абсолютно незнакомой женщины. Она приняла меня так, будто я ее старый знакомый. Утром встаю — она сразу кормит меня водкой и картошкой и говорит мне: «Ты мой золотой мальчик!». После того как я уехал, она еще звала меня собирать грибы осенью. Такого я раньше не встречал.

Пять находок в Санкт-Петербурге

1. Русские каши

В России я стал кашеедом. Гречка, овсянка, ржаная каша, — это теперь часть моей повседневной жизни. У нас в Австрии хлебная культура, и мне уже плохо от всех этих булочек, поэтому русский завтрак нравится мне гораздо больше.

2. Культурная жизнь

Большинство немцев или австрийцев, если они не живут в большом городе, ведут достаточно провинциальный образ жизни. Это всегда удивляет русских, которые приезжают со мной в Австрию. У нас, например, во всей федеральной земле один-два театра.

3. Интеллигенция

Я встречаю здесь гораздо больше образованных людей, чем в Австрии. В выходные я вижу в музеях молодые пары: лет 20–25, не старше. У нас водить женщин в музей — это редкость. Если бы я предложил средней австрийской девушке сходить в картинную галерею, то не удивился бы, если бы она перестала со мной встречаться.

Толерантность — это тоже идеология. Она стирает границы между добром и злом и делает всех одинаковыми

4. Свобода

Я согласен с одним петербургским писателем, который сказал, что ни в какой стране в мире невозможно быть таким свободным, как в России. Здесь я могу быть человеком любой ориентации: коммунистом, правым, монархистом или гомосексуалистом, если я об этом нигде не кричу. В Австрии же очень присутствует довольно сильный мировоззренческий прессинг. Политкорректность стала инструментом продвижения определенного образа жизни и интересов как в политике, так и в обществе. Если буду высказывать в австрийской школе на родительском собрании православную точку зрения, которая на самом деле сильно не отличается от католической, то меня будут называть фундаменталистом. В европейском обществе можно легко стать изгоем. Нет никакого гестапо, но достаточно общественного давления, чтобы начать вести себя как все. Толерантность — это тоже идеология. Она стирает границы между добром и злом и делает всех одинаковыми, поэтому на самом деле современное европейское понятие о свободе — лишь иллюзия.

5. Квартал Достоевского вокруг дома Раскольникова

Там до сих пор царит дух кабаков, неоднозначных людей, преступлений и проституции — там можно ощутить эту типичную атмосферу, которая присутствует в некоторых произведениях Достоевского. На Столярном переулке я иногда захожу в пивную, которая называется «Игрок». Там стоит фисгармония, которую сам Федор Михайлович привез из Германии и подарил владельцу пивной.

Зачем вы здесь?

На самом деле, я уже сомневаюсь, хочу ли возвращаться обратно в Австрию. С интеллектуальной точки зрения Петербург гораздо более интересный и вдохновляющий. В Австрии внешняя сторона жизни стабильна, но духовная скука неимоверна. Механизм работает, белки крутят колесо, а в чем вызов? Я нашел его в России. Здесь можно найти крайности, духовные авантюры, которых боится австрийское общество. У нас многие идут по одному пути, в русских же больше контраста: есть совершенно сумасшедшие, есть святые и преступники, есть чудаки и герои. Интересных людей здесь больше и меня как писателя это интригует, особенно в век массовой культуры. Конечно, я пишу не о России или Европе, а о человеке в целом. Видно, что чего-то не хватает русским, чего-то — европейцам. И если я могу быть каналом в обе стороны, то можно считать это смыслом моего пребывания здесь.