Британец Блейк Андерсон-Бунтз — о национальной уверенности русских, торге на рынке и отношении к переменам

Блейк Андерсон-Бунтз родился в Великобритании и рос в Норвегии, а потом жил и работал еще в нескольких странах Европы, где выучил несколько языков и выработал принципы того, как прижиться на новом месте.

Как меняется восприятие иностранца русскими, что роднит Петербург с Норвегией, почему в России большую роль играет доверие и как «штрафовать» продавца испорченных овощей — рассказывает британец.

Я переехал в Петербург в сентябре 2002 года и работал управляющим в международной сети отелей. Благодаря профессиональной деятельности жил в разных странах, до Петербурга три года проработал в Праге — очень культурном, туристическом и приятном городе, — так что после нее было очень сложно выбрать, куда ехать дальше. Отказался от множества предложений, а когда оказался в Петербурге, то сказал: да, здесь я могу жить.

Родился в Англии, но рос в Норвегии, поэтому все-таки привык видеть море, я к нему привязан. В Праге этот момент полностью отсутствовал. В Петербурге же все эти каналы, близость Финского залива мне очень понравились. Кроме того, Прага — маленький и уютный город, в котором до любого места можно дойти пешком. Поэтому первое, наверное, что меня поразило в Петербурге, это его масштаб и царственность.

Чему вас научила Россия?

В России моя жизнь кардинально изменилась. После трех лет работы здесь я решил, что не хочу быть сотрудником чьей-то компании, и создал собственную. Я женился, и это тоже немалое изменение. Моя супруга — главная причина того, что я остаюсь в России.

Через несколько лет жизни здесь, когда я уехал в отпуск за границу, все русские, которых мы с женой встречали, обращались к ней на русском, а ко мне на английском. Но через шесть-семь лет — в таких же обстоятельствах — русские за границей стали говорить со мной на русском, а с женой — на английском. Я чувствовал себя так же, как и до переезда, но, видимо, восприятие меня другими людьми изменилось. Сейчас иностранцы принимают меня за русского, а русские — за прибалта, то есть иностранца, но всё-таки своего, близкого.

Сильнее всего, наверное, в моей жизни после переезда изменилось всё, что связано с деловой сферой. В России в ведении дел есть некоторая жесткость. Здесь каждый защищает свои интересы, не всегда, наверное, учитывая мнение другого. И мне пришлось менять подход к бизнесу, избавляться от европейской наивности, так скажем.

С переездом в Россию в моей работе намного большую роль стало играть доверие. В Европе недостаточно просто пожать друг другу руки, чтобы начать сотрудничать, а здесь порой рукопожатия хватает для того, чтобы быть уверенным, что человек тебя не подведет. У людей здесь есть достоинство, и они держат свое слово. В России я намного реже встречаю тех, у кого слова расходятся с делом.

Кто сыграл для вас важную роль?

До того, как переехать в Россию, я жил как минимум в семи разных странах. И у меня есть некоторые принципы того, как обосновываться на новом месте. Во-первых, когда я переезжаю, не обращаюсь к сообществу экспатов, а стараюсь общаться с местными. Только тогда, когда я уже чувствую себя комфортно, устраиваю свою жизнь, начинаю общаться с иностранцами — я имею в виду нерабочее общение.

Мне не нравится подход, при котором ты живешь в своем замкнутом англоязычном мире, который никакого отношения к стране, где ты сейчас находишься, не имеет. То же самое и с языком: я всегда учу язык страны, в которой живу. Потому знаю норвежский, английский, немецкий, французский, русский и немного чешский. Это для меня принципиально важно.

В России первое время мне помогали очень многие люди. Прежде всего это были коллективы на работе. И я очень быстро встретил мою супругу, которая во многом помогла мне и объяснила, как жить здесь комфортно.

Есть еще один важный момент. Первые три года я работал в международной компании, а в 2005-м открыл свою. Тогда я подписал первый контракт на управление независимой, не сетевой гостиницей, где не работал ни один иностранец, а 95 % вообще не разговаривали на английском. Это была школа, которая дала мне большой толчок и много опыта.

Что вы хотели бы перенести из своей страны в Петербург?

В Англии, например, совсем другое качество продуктов. Когда идешь что-то покупать, всегда понимаешь, за что платишь. Вся эта сфера создана для комфортной жизни. В России же бывает, что, даже если ты много платишь, непонятно, что в итоге за это получаешь.

Одежду я продолжаю покупать за границей, а что касается питания, то я привык за всё то время, что живу здесь, ходить каждую субботу на один и тот же рынок. Там я торгуюсь, общаюсь, спрашиваю, откуда продукты, что лучше. Бывает, кто-то тебе положит плохой овощ, и ты потом два месяца этого продавца «штрафуешь» — покупаешь у его соседа. Но беззаботной комфортности, когда можно покупать что угодно где угодно, тем более в это санкционное время, в России нет.

Если сравнивать жизнь здесь с жизнью в Норвегии, то там ты всегда уверен в качестве природных ресурсов, в экологии. Ты запросто можешь искупаться во фьорде, зная, что вода там чистая. Я вижу, что в Петербурге люди купаются в Неве, но сам этого точно не стал бы делать. Да и в Финском заливе, наверное, тоже.

Всего этого мне не хватает, но мечтать, чтобы и здесь это было, — это утопия.

Пять находок в Петербурге

Зачем вы здесь?

Наверное, я теперь всегда буду связан с Россией, и не только потому, что у меня здесь семья, но и из-за работы. Но чем старше мы становимся, тем больше комфорта хочется. Поэтому в будущем мне хочется сокращать то количество времени, которое я уделяю работе, в пользу тех вещей, которые приносят мне удовольствие. Еда в Италии, покупки во Франции, тусовки в Англии, горы в Норвегии — я не хочу себе в этом отказывать. Я думаю, что в будущем буду привязан к России, но чаще бывать за границей.

Совсем старость хотелось бы провести не в России, а где-то за границей. Это вопрос комфорта жизни и погоды: приятнее быть там, где теплее.